Легенда

— В самом деле? — вежливо спросил Друсс. — Тем больше для вас резона возложить ответственность за это на пришельца извне. Эти ходы за воротами были устроены для того, чтобы небольшой арьергард мог сдерживать там большие вражеские силы, пока защитники не отойдут к следующей стене. Я же предлагаю снести дома между четвертой и шестой стенами, а обломками завалить ходы. Ульрик потеряет многих воинов, чтобы взять ворота, — и ничего в итоге не добьется.

— Но зачем же ломать дома? Щебень можно возить и с юга, с перевала.

— У нас нет убойной земли. Нужно вернуться к первоначальному плану Дроса. Когда люди Ульрика прорвутся за первую стену, пусть все лучники, сколько их будет в Дросе, осыплют их стрелами. Пусть каждая пядь открытой земли будет устлана телами надиров. Их в пятьдесят раз больше, чем нас, — надо же как-то уравнять силы.

Оррин закусил губу и потер подбородок, лихорадочно обдумывая сказанное. Седобородый воин спокойно сидел перед ним. Услышав о его приходе, Оррин приготовился к тому, что его, командующего, разжалуют и с позором отправят обратно в Дренан. А ему предлагают новую жизнь. Ему самому следовало позаботиться о сносе домов и засыпке проходов — Оррин знал, что следовало бы, как знал и то, что не создан быть ганом. С этой истиной трудно было смириться.

Все последние пять лет, со времени своего назначения, он избегал заглядывать в себя. А совсем недавно послал Хогуна с двумя сотнями легионеров на разведку. Поначалу он верил в то, что принял разумное решение — но по прошествии нескольких дней, не получив никаких известий, начал терзаться. Он отдал этот приказ не из мудрых стратегических соображений, а из зависти. Он давно уже сознавал с тошнотворным ужасом, что Хогун — лучший в Дросе солдат.

Когда тот вернулся и сказал Оррину, что его решение оправдало себя, это ничуть не польстило Оррину, а лишь окончательно открыло ему глаза на собственную несостоятельность.

Он начал подумывать, не подать ли ему в отставку, но не мог вынести сопряженного с этим позора. Думал он и о самоубийстве — но боялся бесчестия, которое падет после этого на его дядю, Абалаина. Все, что ему оставалось, — это погибнуть на первой стене. К этому он и готовился. И боялся, что Друсс лишит его даже этого.

— Каким же я был дураком, Друсс! — воскликнул он наконец.

— Ну, довольно! — рявкнул старик. — Послушайте меня.

Вы — ган, и с этого дня ни один человек не скажет о вас худого слова. Свои страхи держите при себе и верьте мне. Все мы совершаем ошибки. Нет такого, кто умел бы все на свете.

Дрос выстоит — будь я проклят, если позволю ему пасть. Если б я считал вас трусом, Оррин, я привязал бы вас к лошади и отправил прочь. Вы никогда не бывали в осаде, не водили солдат в бой. Так вот, теперь вам предстоит и то, и другое, и вы справитесь со всем, ибо я буду рядом.

Забудьте сомнения. То, что было вчера, — мертво. Ошибки прошлого — дым на ветру. Важно только завтра — каждый завтрашний день вплоть до прихода Хитроплета с подкреплением. Знайте, Оррин: в будущем, когда о нас станут петь песни, вы займете в них достойное место, и никто не будет ухмыляться. Ни одна душа. Поверьте!

А теперь довольно разговоров. Поставьте мне вашу печать на пергаменте, и я сегодня же приступлю к своим обязанностям.

— Должен ли я сопровождать вас?

— Лучше не надо. Мне придется разбить пару голов.

Недолгое время спустя Друсс направился в офицерскую столовую, сопровождаемый двумя высокими вышколенными легионерами. Глаза старика горели гневом, и легионеры переглядывались на ходу. Они слышали несущееся из столовой пение и предвкушали, как сейчас увидят Друсса-Легенду в действии.

Он открыл дверь и вступил в нарядно убранный зал. От дальней стены до середины комнаты тянулся длинный, на козлах, стол с напитками. Друсс растолкал бражников, ни малейшего внимания не обращая на их жалобы, поддел одной рукой под козлы и перевернул стол. Бутылки, кубки, блюда — все посыпалось на пол. На мгновение в зале наступило ошеломленное молчание, за которым последовал взрыв проклятий. Молодой офицер, темноволосый, мрачный и надменный, выступил вперед.

— Ты кто такой, старый хрыч? — осведомился он.

Друсс, не отвечая, оглядел собравшихся — их было около тридцати человек. Чья-то рука вцепилась в полу его колета.

— Сейчас скажу. — Друсс легким движением швырнул смельчака через комнату — тот врезался в стену и в полуобмороке сполз на пол.

— Я Друсс. Некоторые называют меня Мастером Топора.

В Венгрии меня зовут Друсс-Паромщик. В Вагрии я просто Топор. Для надиров я Побратим Смерти, в Лентрии — Серебряный Убийца. А вот кто такие вы? Вы, смердящие кучи дерьма! Кто вы такие? — Друсс выхватил Снагу из ножен. — Сегодня я намерен преподать вам урок. Я намерен срезать сало с этой разжиревшей крепости. Где тут дун Пинар?

Молодой человек вышел вперед, спокойно глядя на Друсса темными глазами. На губах его играла легкая улыбка.

— Я здесь, Друсс.