Но заявление Дана внезапно изменило ситуацию в зале, напуганные изначальным инцидентом управители города словно ожили. Многие повставали с мест и стоящий рядом первого, кто посмел задать вопрос, стражник переключил на них свое внимание, в то время как его подопечный поднялся с колен и побежал вниз, к сцене.
— Верно говоришь, Дан! — на ходу громко сказал он, добежав до сцены, он решительно заявил. — Мы отказываемся принимать условия, которые силой и незаконно храм нам диктует. Где прописано, что мэрию должны курировать священнослужители? Вопросы по управлению города должны обсуждать и согласовывать между собой мэр и настоятель города. Если у нас теперь есть временный настоятель города, то пусть она освободит мэра и думает вместе с ним над насущными проблемами.
Улеп вскочил, отдав повелительный знак рукой, он дал прямой и четкий приказ.
— Арестовать его!
Стражники с двух сторон бросились к руководителю водоснабжения, но на пути им встала растущая живая стена, все люди поднимались на сцену.
— Если собираетесь арестовывать, — уточнил Дан, — то нас всех.
— Не сомневайся, Ингоев, ты будешь в числе первых! — зло ответил ему Улеп. — Тебя и так не арестовали еще только потому, что настоятель Храма пока не избран, и потому некому подписать приказ о твоей казни.
— О, — съязвил Дан, — если я такая известная личность для храма, зачем было тогда просить меня представляться?
— Надеялся на то, что тебе хватит смелости назвать свою настоящую фамилию, определяющую твою сущность.
Дан смутился и промолчал. Меж тем все вокруг галдели и требовали восстановления правил, освобождения мэра. Улеп не выдержал и обвинил их всех в ереси и демонстративно вышел из зала, но сначала твердо пообещав всем вернуться сюда с целым отрядом и выполнить то, что уже приказал: арестовать всех еретиков. Когда он, наконец, ушел Дан и Амалия попросили всех успокоиться и обсудить план действий, и первым делом они решили направить запрос в главное городское управление правопорядком, чтобы Юлиан Астеев, которого почему-то не было на совещании, прислал людей для защиты здания от посягательств храма. Ответ Юлиана, которого просто взбесили требования Каллины, не заставил себя долго ждать, очень скоро здание мэрии и прилегающую к нему площадь оцепили городские стражники. Когда Улеп с возглавляемым им внушительным отрядом из шестидесяти человек вернулся и встретил отказ на требование немедленно пропустить его, началось открытое противостояние местных религиозной и светской власти. Боясь что-то сделать не так, Улеп отступил и отправил гонца к Каллине, та уже рвала и метала после официального отказа Юлиана подчиниться приказу о передаче полномочий по управлению правопорядком в Рувире страже храма, к которому Юлиан прислал еще и требование передать мэра под власть светского суда.
Тем временем, как и предположила Амалия, все те, кто до этого плакал у ворот, прося пожалеть детей, все гости Рувира и все, кто просто боялся возможных военных действий, среди которых было немало некоренных жителей Рувира, воспитанных целиком и полностью на нравоучениях храма; они с ужасом представляли себе возможные бесчинства со стороны царя, не принимающего власть храма. Таким образом с одной стороны для сторонников возврата Рувира к Истмирре — а они, действительно, в большинстве своем решили остаться в городе — появилась свобода действий, но с другой стороны теперь храм переключил на них полностью все свое внимание, и утренний митинг закончился арестами и настоящим произволом со стороны стражей храма. Пока это были только побои, но долго ли сменить дубинку в руке на меч или арбалет? Никто уже не давал гарантий мирного исхода дела.
Когда все узнали, что утром городская стража окружила здание мэрии и прилегающую к ней площадь, народ опять потянулся в центр. Опасаясь того, что люди пойдут к храмам и начнут вновь требовать освобождения мэра и Горация Фана, Дан и Амалия распорядились пускать всех желающих на площадь, пусть лучше высказываются здесь, чем перед служителями и стражами храма, по пути сталкиваясь с теми, кто бежал из города.
— Что он имел в виду, когда говорил, что храм собирается арестовать тебя? Что ты такого успел натворить? — спрашивала Амалия, когда они вернулись в кабинет Лиана.
— Не знаю, разве что на службы не хожу, — ответил он и сразу перешел к более важной теме. — Сейчас меня больше волнует, как завтра провести голосование, начать-то мы начнем, но от Каллины, я так понял, можно ждать чего угодно.
Амалия покачала головой.
— Голосование само по себе — атрибут светского государства, — сказала она, — для нашей полоумной Каллины — это как кость в горле.
— Похоже, я сам виноват. Не напомни я об этом Улепу.
— Я тебя умоляю, о чем, о чем, а об этом он знал, наверняка он даже был в курсе того, что Гораций Фан просил именно тебя со стороны мэрии помочь народу в проведении голосования.
— Интересно, почему я узнаю об этом только сейчас?
— Так когда ты мог узнать? С утра эти письма, потом это совещание.