— То, что знаем мы, далеко не полная картина мира, — проговорил Дин. — Жизнь научила меня верить в справедливость того, что происходит… Мне было безумно горько потерять… Эливь… Мне казалось, что что-то не так… несправедливо… Но я ошибался… Трудно, больно — но так должно было быть. Мы должны были пройти через годы разлуки… Хотя бы для того, чтобы точно знать, насколько нужны друг другу… Мы это чувствовали, но, видимо, надо было понять это острее… — Динаэль помолчал. — И, девочка моя, есть вера, которая помогает мне всегда, — Дин смотрел дочери в глаза. — В конечном счёте, всегда побеждает добро. В это я верю. Этой верой живу. Случается, что к свету идут долго, трудно, мучительно. Гибнут очень достойные на этом пути. Но, в конце концов, темнота, погубившая хороших людей, отступает под напором света…
Эди молчала. Она поняла главное: никогда отец не свернёт с пути добра, ничто не заставит его устрашиться зла, даже собственная гибель не пугает его. А если понадобится спасать кого-то, то он найдёт способ, но не станет на сторону тьмы…
Эливейн буквально вбежала в комнату.
— Господи! — воскликнула она, обнимая сыновей. — Вы уже дома… Эди, умница моя, — она посмотрела на дочь, — как чисто ты убралась! Спасибо, девочка…
Все улыбались и молчали. Динаэль незаметно для жены потёр щёку: смыть с лица засохшую кровь он не успел. Эливь наконец обернулась к мужу.
— А ты что же? — укор прозвучал в её словах, но какой-то ненастоящий. — Не мог зайти за мной, сказать, что мальчики приехали?
Дин развёл руками.
— Прости, — сказал он.
— Прощу, — весело ответила Эливь, подойдя к мужу и ласково посмотрев ему в глаза, — только при одном условии…
Все приготовились выслушать условие, но Эливейн произнесла шёпотом, в самое ухо Дина, так что никто более не смог разобрать её речи.
— Вечером тебе придётся поведать мне правду, — говорила Эливь, — и, пожалуйста, умойся, а рваную рубашку оставь в ванной…
Динаэль улыбался, и взор его был восхитительно нежен.
«Интересно, — думала Эдилейн, — что же за условие поставила мама папе? Чем он так восхищён?»
Элель и Эркель переглянулись: они были старше, лучше знали жизнь, видели маму и в одиночестве, и с отцом. Потому, наверное, они поняли и условие мамы, и очередное преклонение перед ней отца…
Эдилейн впервые присутствовала на Заседании Волшебного Совета в качестве представительницы магического мира, такой же, как все остальные чародеи. Теперь она стала взрослой. Она успешно выдержала выпускные экзамены. С отличными оценками её зачислили на кафедру магической истории. Через четыре года она сможет сама преподавать в любом классе, где обучаются юные волшебники.
Сегодня Совет собрался по так и не решённому полгода назад, но чрезвычайно важному для всех вопросу: после смерти сэра Арбениуса не был избран новый Верховный Маг. Дело в том, что на эту должность мог быть назначен только сильнейший чародей, собравший большинство голосов при открытом голосовании. А на современном этапе сильнейшим волшебником, вернее, волшебницей, стала Эдилейн. Но она была слишком юна и неопытна для того, чтобы взять на себя такую ответственность. Да и сама мисс Фейлель пришла в ужас, когда узнала о подобной возможности. Опекунство или наставничество здесь не допускались, о чём многие чародеи сожалели и даже предлагали пересмотреть Древние Законы. Но тот, кого предлагали в качестве регента, улыбнувшись всем, как умел улыбаться только он — с благодарностью, с признательностью, щедро и от всего сердца — Хранитель Магических Знаний спокойно и основательно изложил факты, не допускающие пересмотра Закона.
Кандидатуры на место Верховного Мага не было: все волшебники по своей силе оказывались слабее Эдилейн как минимум вдвое… Динаэль Фейлель, за которого проголосовали бы абсолютно все, включая и Эди, не мог быть даже выдвинут на голосование, ибо его магические силы практически равнялись нулю, а те несколько случаев, когда ему удалось каким-то образом подчинить себе чародейскую волю, произошли в моменты критические, высвобождающие на мгновение то, что обычно не подвластно человеку. Кто-то в отчаянии напомнил, что и покойный сэр Арбениус был волшебником, лишившимся своей магической силы в бою с Чёрным Колдуном. Но голос выступавшего прозвучал слабо, так как и сам говоривший, и остальные волшебники понимали, что избран-то прежний Верховный Маг был в пору своего чародейского могущества, а Закон не запрещал оставлять такого человека Главой…