Легенда о хрустальном яйце

Метро?! Павел Васильевич Шмаков хорошо помнит то время, когда до Шаболовки можно было добраться только пешком. Суровое было время. Истерзанная войной и экономической разрухой Россия голодала. Из-за недостатка руды и угля стояли заводы и фабрики. Советская промышленность рождалась на пустырях...

На одном из таких пустырей, на заброшенной окраине Москвы, застроенной бревенчатыми избами, и начиналось строительство первой советской радиостанции. Декрет о строительстве подписал председатель Совета Труда и Обороны В. И. Ульянов (Ленин).

Сейчас трудно представить себе стройку тех лет. Где теперь увидишь такое? Нужно было заложить фундамент для стопятидесятиметровой стальной башни-антенны. Котлован рыли вручную. Лошадь заменяла и краны, и тракторы, и автомашины. По распоряжению Ленина строителям Шаболовской радиостанции назначили персональный паек: против обычной нормы на фунт селедки больше. Лошадям выдавали на килограмм больше овса. Невелика прибавка. Но в ней люди видели особое внимание партии и Ленина к строительству радиостанции.

Нелегким делом оказалось раздобыть металл для башни-антенны. Металлургия испытывала жесточайший голод. Это в те годы в Петрограде на Адмиралтейском судостроительном заводе резали на куски царские крейсеры, чтобы затем превратить металл в плуги и бороны. А на сооружение стопятидесятиметровой башни требовалась не одна тонна высококачественного металла.

Проект башни разработал талантливый советский инженер и ученый Владимир Григорьевич Шухов. Шу-ховская башня первой советской радиостанции стала символом нашей радиопромышленности. Мы уже привыкли к замысловатой гиперболоидальной башне с расходящимися от ее острой вершины радиоволнами. Изображение это мы встречаем на плакатах, на обложках журналов, книг и учебников, на значках выпускников электротехнических вузов. Но мало кто знает, что сталь на сооружение Шуховской башни была выделена по специальному указанию В. И. Ленина.

Как это ни странно, но старая Шаболовская радиостанция имеет прямое отношение к развитию современного телевидения в нашей стране. Ее антенна первой в Советском Союзе начала телевизионные передачи. А герой этой книги П. В. Шмаков был одним из строителей радиостанции. И не только потому, что Шаболовка стала первенцем ГОРЗы, — Шмаков являлся членом строительной комиссии, в которую входили крупные советские ученые.

Задача, которую предстояло решить, формулировалась довольно просто: станция должна была иметь максимально возможную мощность. Но возможность— понятие растяжимое, неопределенное. Даже в наши дни, когда в радиотехнике многое уже стало бесспорным, одна и та же задача порою имеет десятки решений. А тогда?.. Много дней подряд в бывшем особняке Станкевича, где помещалось правление ГОРЗы, обсуждались планы радиофикации республики, в том числе и проекты передатчиков для Шаболовской радиостанции.

Конкурировали три принципа получения электромагнитных волн: проверенная за границей, да и у нас в лабораторных условиях, электрическая дуга датского физика Паульсена; большая группа специалистов отстаивала оригинальный машинный вариант передатчика (высокочастотная машина В. П. Вологдина многим казалась тогда заманчивой и перспективной); но, пожалуй, самым неожиданным был проект М. А. Бонч-Бруевича. Он предлагал строить ламповый передатчик.

Электронная лампа, сконструированная в Нижегородской лаборатории, находилась еще на правах новорожденной. Но даже в младенческом возрасте, в период первых экспериментов, она проявила такие незаурядные способности, что сразу же приобрела поклонников. Молодые радиотехники, в том числе и Шмаков, верили в лампу интуитивно. Признанные специалисты, — такие, как М. В. Шулейкин, — поддерживали ее вполне сознательно.

Однако строители Шаболовской радиостанции выбрали дугу Паульсена как наиболее освоенный способ, хотя в России дуга тоже была новинкой,—раньше строили исключительно искровые радиостанции. Но и это решение не стало окончательным: ламповый передатчик мог в любой момент занять свое законное место... Так оно потом и случилось.

РАДИОТЕЛЕФОН

 Шмаков вышел за калитку дома и сразу остановился. «Куда же, в самом деле, отправиться: к Лазареву или на Шаболовку?» Этот вопрос, который он уже давно задал себе, требовал немедленного разрешения. От ответа зависело очень многое в жизни.

Ранняя самостоятельность сделала Шмакова строгим судьей своих поступков, но судья — он и адвокат и обвинитель. Тревожно было на душе. «Может быть, вообще не следовало уходить из ВСНХ. Чего доброго, сочтут дезертиром...» Он вспомнил, как в одном из кабинетов ему сказали:

— Мы вас, Павел Васильевич, не сможем отпустить. Поймите нас правильно... Пока вы нужнее радиопроизводству как организатор. Ведь только-только всё тронулось с места.

— Вот и хорошо, что тронулось,— попытался возразить он. — Потому и хочу заняться наукой. Я должен начать сейчас. Через год будет поздно. И так отстал... И потом — неужели нельзя найти мне замену?