Легенда о летящем змее

— Вы измучили меня, маркиз де Конфьян! — в отчаянии воскликнула она, развернулась и пошла обратно в постель. Наступив на осколок, она поморщилась и зло отбросила его ногой в сторону. Забравшись снова под шкуры, она не выдержала и обиду свою холодно бросила в темноту: — Не завидуйте моему мужу, Якул. Моя любовь так докучает Его Светлости, что он с завидным постоянством бежит от нее.

— Несчастный глупец, — выдохнул Якул. — Несчастный глупец… Его любили.

Он медленно встал и прошел по комнате, наклонился, подняв с пола что-то из того, что валялось под ногами. Усмехнулся и сказал:

— Спасибо, что пощадили мой дульцимер. Вполне могли и его приложить о стену.

— В следующий раз я так и поступлю, — буркнула из-под шкуры Катрин.

Он посмотрел на постель. Улыбка на его лице расползалась все шире.

Бросил назад на пол побрякушку, подобранную мгновение назад. И широким шагом пересек комнату, откинул с женщины шкуру, схватил за плечи и приподнял, чтобы их лица оказались так близко, что стал слышать ее дыхание.

— Ну, довольно, — шепнул Якул и завладел ее губами.

Со всей силой она уперлась ему в грудь руками, пытаясь вырваться из его почти жестокого объятия. И отвернулась, отняв у него губы.

Не понимая толком, что происходит, что произошло, что он делает, Якул снова дернул ее на себя, глаза в глаза, опаляя взглядом. И никогда ему не подходило так его прозвище, как в это самое мгновение.

— Ты нужна мне. Если бы только ты знала, как ты нужна мне.

Катрин начала брыкаться с еще большей яростью.

— Оставьте! — фыркнула она. — Вы столько месяцев обходились без меня.

— Сколько месяцев? Сколько? — выкрикнул он. — Я знаю тебя второй день, но ты уже теперь заслонила мне солнце! Уже сейчас ты забрала мое сердце!

Вдруг губы его скривились в презрительной усмешке, а в глазах отразилась догадка. И он ослабил хватку:

— Ах, да… Знатная маркиза и разбойник… Какая пошлость…

От удивления Катрин приоткрыла рот, позабыв, что хотела сказать. На мгновение замерла и вдруг расхохоталась. Громко и весело.

— Так значит, пошлость? — сквозь смех, проговорила она. — Поверьте, не бо́льшая пошлость, чем герцогиня и трубадур.

Он непонимающе глядел в ее гневное лицо. Одно, два, три мгновения. Потом оторвал от нее взгляд и тихо сказал:

— Я устал… Можете спать спокойно, я не потревожу вас. Завтра же изыщу способ доставить Вашу Светлость к королю.

— А если я не поеду? — усмехнулась Катрин.

Якул только мотнул головой. Отчего-то ему казалось, что теперь уже он сходит с ума. Впрочем, он и был безумен. Давно. Одно он знал наверняка — он любил эту женщину. Он любил только эту женщину всю свою жизнь. Хоть и не знал ее. Но сердце его ее узнавало.

— Чего вы хотите от меня, мадам? — хрипло спросил он. — Прикажите. Вы можете приказать, покуда я еще жив. Потому что мне неведомо, что будет завтра. Конец у таких историй один. И он несчастливый.

Усмешка сползла с губ маркизы. Однажды она его уже похоронила. И умирала день за днем без него. Она не сможет пройти через подобное снова. И жить вдали от него не сможет.

— Почему вы здесь? Почему не оставите все это?

— Потому что другой жизни я не знаю. У меня нет выбора. Я как загнанный зверь на последнем издыхании.

— Станьте моим мужем! — выдохнула она. — Уедем отсюда вместе. Вы поможете мне избавиться от графа Салета. И в Трезмоне снова наступит мир.

На некоторое время он утратил дар речи. Просто смотрел на нее, пытаясь понять, насколько она серьезна. И вдруг не выдержал, чувствуя, что к горлу подкатывает смех. Расхохотался. Зло. Неистово. Отчаянно. Оборвав свой смех на полувдохе странным всхлипом, напоминающим псиный лай.

— Вы любите меня? — спросил он, чувствуя себя так, будто опьянел. Но ведь он никогда не пьянел.

Катрин ласково улыбнулась ему. Все это уже однажды было. И даже если он забыл, она станет помнить за них двоих. Она приблизила к нему свое лицо и прошептала:

— Когда вы увидите наших сыновей, вы перестанете сомневаться в этом.

— Безумная, — шепнул он в ее губы, почти касаясь их, — такая же безумная, как и я.

Даже если бы теперь она попыталась отстраниться, он бы не позволил. В том больше не было смысла. Он сдергивал с тонкого плеча камизу, покрывая частыми жадными поцелуями шею, ловя губами биение ее сердца где-то у горла. Ниже, к ключице. Еще ниже. Туда, где так мешала ткань. Остановился на одно мгновение и помог ей снять одежду. Потом опрокинул ее на постель, где среди шкур и диковинных расшитых цветными нитями подушек, будто уже навсегда, затерялся запах ее волос — те пахли дикими травами и ветром. Он скользил губами по ее телу, не успевая восхититься, но так желая насытиться ею. И знал: никогда ему не насытиться. Она навсегда останется только мечтой, потому что большего быть не может. Не в его жизни. Да, они безумны оба. Его, разбойника, она любила вместо своего мужа. Что за рана была в ее душе? Что за рана была в его? Отчего теперь, соприкоснувшись, эти раны оказывались будто близнецами, зеркальными отражениями? Словно бы их, сросшихся душами, однажды оторвали друг от друга?

— Катрин, — шептал он ей на ухо, возвращаясь к лицу, — Катрин…