Легенда о любви и красоте (СИ)

Но на третью ночь Виола потеряла покой. Ей снились волки, они гнались за нею и рычали, их нечеловеческие глаза сине-зелеными огнями светились в темноте. Виола проснулась с трудом, словно вынырнув на поверхность из глубокой мутной воды, и больше не смогла уснуть до рассвета. Она думала о том, каково нищему с его одной ногой преодолевать такое расстояние, о том, не напали ли на него волки или, хуже того, какие-нибудь грабители. Виола уже убедилась, что он умеет постоять за себя, но видела и то, каких усилий ему это стоило, как тяжело он потом дышал. Впервые в жизни ей стало страшно за другого человека, не за себя. Страшно настолько, что, соскользнув с постели, она встала на колени и сложив ладони, взмолилась:

- Господи, сделай так, чтобы он вернулся. Сделай так, чтобы с ним ничего не случилось...

До рассвета она читала "Отче наш" и все другие молитвы, какие помнила.

Вечером шестого дня у лачуги раздался топот копыт. Открывая дверь, Виола приготовилась дать отпор сборщику податей, но рядом с его коричневым кафтаном к своему испугу и неудовольствию увидела двоих вооруженных стражей.

- Собирайся, - сурово сказал ей сборщик.

- Куда и зачем? - норовисто ответила Виола.

- Во дворец графа Урбино. По его приказу, - сборщик усмехнулся так недвусмысленно, что Виоле захотелось ударить его хлыстом по физиономии. Но у нее не было хлыста, а за спиной сборщика возвышались два конных стражника.

- Слезай, подсади красотку в седло, - велел сборщик одному из них и издевательски склонился к Виоле. - Я так понимаю, вдвоем с ним ты на коня не сядешь?

- О, это тот редкий случай, когда вы все правильно поняли, - не менее ехидно ответила она и, проигнорировав руку стражника, сама вскочила в седло.

Кавалькада под предводительством сборщика податей въехала в ворота графского дворца. Стук копыт гулко отдавался под сводами внутреннего дворика. Пока Виолу вели по многочисленным коридорам и лестницам, она осматривалась, прислушиваясь к давно привычной суете дворцовой челяди, вдыхая подзабытые ароматы пряностей, исходящие из графской кухни, ощущая тепло жарко натопленных помещений. Во время езды она окоченела в холщовом платье без плаща и теперь потихоньку отогревалась.

Наконец, ее ввели в обвешанный гобеленами зал с горящим очагом, и там она увидела графа Урбино.

- Вот и ты, моя красавица, - добродушно приветствовал ее граф.

- Не ваша, - вместо ответного приветствия парировала Виола.

- Обманщица, - укоризненно покачал головой Урбино и показал рукой на парчовые платья, разложенные поверх сундука в углу комнаты. - Все это твое. Переодевайся и приступим к трапезе.

Виола не шелохнулась. Она смотрела на драгоценную ткань платьев, на заставленный серебряной посудой с различными яствами стол и думала о том, что все это оплачено кровью, трудом, бессонными ночами ее мужа и сотен других, таких же как он, таких, как она теперь. От этой мысли волна гнева захлестнула Виолу. В эту минуту Урбино не вызывал в ней ничего за исключением глубокой до тошноты ненависти.

- Красотка, неужели ты хочешь, чтобы я вышел? - игриво спросил тот, неверно истолковав причину ее бездействия.

Чтобы не смотреть на него, Виола отвела глаза снова на платья. Ей вдруг пришло в голову, что те красивые наряды, что она носила в Милане, имели то же происхождение, хотя и более высокую цену. Она никогда не задумывалась, подати скольких бедняков пошли на их оплату, ее интересовало другое - покрой, сочетание цветов, красиво подобранные украшения и вышивка.

Красота. Богатство. А лучше и то, и другое вместе. Большинство людей не видит ничего другого и не желает. Раньше она была слепа так же как этот граф, как сотни и тысячи душ, вне зависимости от того, были они богаты или бедны. Люди просты. Красота безоговорочно притягивает их. Но мало кто знает ее истинную цену и истинное лицо прекрасных вещей или людей.

Виола повернулась к графу Урбино.

- Вам никогда не приходило в голову, что не все женщины готовы лечь с тем, кто подарит им пару платьев? - сказала она.

- Что ты имеешь в виду? - нахмурился граф.

- Была ли среди ваших любовниц хоть одна, которую привлекли не наряды, кольца или золотые монеты, а вы сами, ваша светлость?

- Разумеется. Они все любили меня, - ответил граф.

- И они любили бы вас, даже не будь вы графом?

- Что за нелепые вопросы ты задаешь? - фыркнул Урбино, пожав плечами.

- Ну, а вы? - продолжала спрашивать Виола. - Чем они вас привлекали? Были бы они столь желанны, не будь эти женщины молоды и красивы?

- Не волнуйся. Ни одна из них не сравниться с тобой, моя звезда, - напыщенно произнес граф, с облегчением вступая на привычный путь лести.

- В этом вы правы, - усмехнулась Виола. - Я, видимо, буду первой, кто откажет вам.

- Что, черт возьми?

- По своей воле я не желаю принимать ваши ухаживания, подарки и делить с вами ложе, ваша светлость. Вы можете взять меня силой, если захотите, но это не изменит той истины, что добровольно быть с вами я не желаю.

Граф снова нахмурился.

- Я не собираюсь брать тебя силой. Я хочу завоевать твою благосклонность.