Отложив косточку, Габриэль взял другой персик, но вместо того, чтобы засунуть его в свой гадко-прекрасный рот, начал делить на части пальцами. Мне так подурнело от этой картины, что я схватила первый попавшийся бокал со стола и плеснула в рот тухлую воду.
– У меня дела неплохо. Вполне неплохо. А у тебя?
– Были бы лучше, если бы ты, наконец, определился, – я немного расправила плечи и представила себя уверенной и самореализованной женщиной, которая знает, что делает и чего хочет.
Он широко улыбнулся:
– Определился с чем?
– С тактикой поведения по отношению ко мне.
– Разве тебя не заводит наша неопределённость? Буквально недавно я пытался тебя задушить, а сейчас…
– Сейчас ты насилуешь персик. – Одна часть меня не могла оторваться от этого зрелища, другая – истошно вопила и молила прекратить. Глаза смотрели в разные стороны, и у меня закружилась голова.
Габриэль удовлетворённо хмыкнул.
Голос Бастет прервал неприличное развитие нашего небольшого диалога:
– Раз вся семья в сборе, прислужницы могут подавать еду и напитки. – Она кивнула теням, что уже толпились с подносами у дверей, и хлопнула в ладоши. – На сытый желудок общение пойдёт лучше.
– Сомневаюсь, – барабаня ноготочками по столу и откровенно испепеляя меня взглядом, хмыкнула Аментет. – Амсет, а ты как считаешь? Порция еды исправит ваши с Маат отношения?
Я была очень близка к тому, чтобы всё-таки послать её в задницу, но Габриэль опередил мой порыв:
– Это куда более вероятно, чем то, что ты заткнёшься, даже если набить твою глубокую глотку всей едой, что окажется на этом столе.
Мечты о том, что семья предастся светским беседам, а не угрозам поубивать друг друга, рассы́пались на глазах.
– Ты такой сексуальный, когда говоришь про мою глотку, Амсет, – парировала Аментет.
– А если я пообещаю вырвать тебе хребет, это будет звучать так же сексуально? – Ироничная усмешка тронула губы Габриэля и заставила меня улыбнуться.
Аментет закатила глаза и, когда прислужницы стали разносить еду, отвернулась к брату.
Огонь, парящий над нами, подрагивал в отражении позолоченной посуды. Я обвела взглядом почти полностью пустую комнату, найдя её крайне обычной и привычно чёрной: в Дуате очень любили этот цвет. Разве что стол, вокруг которого мы и собрались, застлали красным шёлком. Я разгладила ткань кончиком указательного пальца и, сделав затяжку, хмыкнула.
В этом мире вершили судьбы, правили боги. Порой я теряла ощущение времени и задумывалась, что, возможно, происходящее – полный бред или сон. Но во сне мне никогда не удавалось оставить затяжку на ткани.
Темнота согласно заурчала. Я подняла голову и увидела несколько пар светящихся глаз: Вивиан, Дориан, Мираксес и Шесему разлеглись в небольшом отдалении от богов и внимательно наблюдали, в своей неподвижности напоминая мраморные изваяния, а не живых существ. Мираксес следила за мной, а я – за ней. Мне было жутко и в то же время интересно видеть её такой… мохнатой, огромной и опасной.
Шакал Анубиса лежал рядом с ним. Его ужасающая морда, которая становилась чуть менее ужасающей, когда Анубис гладил его, заставляла мой желудок скручиваться.
Значит, хранителей было всего пятеро. Осталось всего пятеро. Татуировка за ухом Вивиан свидетельствовала о том, что когда-то их было как минимум тринадцать. И либо все так или иначе погибли, либо служили богам, оставшимся наверху.
От размышлений о смерти меня отвлёк детский смех. Я повернула голову в сторону Сатет и… Боги, лучше бы этого не делала! Я не была готова к тому, что увидела, не была готова к широкой белозубой улыбке на немного щетинистом лице Габриэля. Не была готова к тому, как он глупо и по-детски хихикал, пока Сатет щекотала его в области рёбер.
Когда огромный мускулистый мужчина, который на твоих глазах вырвал кому-то сердце, изображает, что маленькая девочка убила его ударом руки о предплечье, – это сложно пережить.
Сатет замерла, уставившись на меня огромными чёрными глазами, а я не успела спрятать улыбку и тут же подавилась осознанием того, что меня уличили в подглядывании.
– Рад снова видеть тебя.
Я замотала головой в поисках безумца, что это сказал.
Мы все были близкими родственниками и делили один генофонд: чёрные волосы, брови, острые черты лица и длинные ноги, однако Габриэль и Хапи были похожи друг на друга больше остальных. Острота и изящность их лиц досталась им от отца, а их отцу – от его отца. Но глаза и то, как в уголках губ собирались морщинки, когда они слегка улыбались, отличали их от остальных в зале и делали похожими друг на друга.
– Хоть кто-то рад меня видеть. – Я улыбнулась, но чтобы улыбка дошла до получателя, придвинулась ближе к столу и Габриэлю – Хапи сидел рядом с Сатет, крупными пальцами сжимая изящное основание бокала, ножка которого напоминала божество, поддерживающее чашу.
– Даже самые хмурые из нас рады тебя видеть. – Он кинул короткий взгляд на Габриэля, а потом на Аментет. – Без тебя тут было слишком спокойно.
– Это не комплимент, – прокомментировал Габриэль и отпил вино из своего бокала.