– Вы проходите, сударь. Присаживайтесь! А это что-за чемоданишко вы там оставили? – чиновник, внешностью своей чем-то походивший на большую мышь или маленькую крысу, снисходительно рассматривал странного человека в приличном «русском костюме», несмело сжимавшего шляпу в руках, и наконец вот робко присевшего на краешек стула по ту сторону покрытого синим сукном стола с двумя расплывшимися чернильными кляксами посередине.
– Там краски. И кисти. – тихо ответил Нико.
– Вы что, голубчик, рисовать сюда пришли? – тот нахмурил узкий лоб и сузил маленькие глазки.
– Если получится… – несмело отозвался он.
– Ну нет, маляры нам не требуются. Что ещё умеете делать?
Он заметно вздрогнул, услышав этот вопрос, и почувствовал, что покраснел. Эх, знал бы господин чиновник, что умеет он видеть прекрасное вокруг себя, умеет создавать красоту, и стремится к гармонии во всём. Говорит непонятно, зато любовь живёт в его сердце. А что не умеет? Хм… да много чего не умеет! Не умеет, например, лгать и обманывать…
Служащий открыл бюро, со вздохом вытащил оттуда лист бумаги и протянул её Нико, затем двинул под нос чернильницу:
– Грамоте, я надеюсь, вы обучены, господин… как вас там? Пиросманашвили?
– Что? – не разобрал Нико.
– Писать-то умеете, спрашиваю?
– Умею, господин начальник. – оробело ответил Нико. – На грузинском и русском.
– Не «господин начальник»! По «Табелю о рангах» следует говорить «Ваше благородие». Пишите на русском языке! Итак… Подписка… Даю сию Управлению общества Закавказской железной дороги в том, что я получил относящуюся до моей обязанности инструкцию, – монотонно диктовал чиновник с чернильными пятнами на цепких пальцах, и время от времени повторял уже произнесённые им слова. – При чём мне разъяснены все пункты оной, которые я понимаю, и обязуюсь в точности выполнять все изложенные в ней правила. Также обязуюсь подчиняться денежным взысканиям по службе, которые будут наложены на меня начальством железной дороги. Написали?
– Уже написал…
– Мда, не важнецки вы накарябали, милейший, с прегрешениями и описками, ну да ладно, не писарем вам служить. Теперь пишите разборчиво и без ошибок: «Кон-дук-тор Николай Пиросманашвили». И число проставьте. Нынче 17 апреля 1890 года…
– Вот, Ваше благородие, – Нико протянул чиновнику заявление. – Разрешите справиться, что за дело мне следует выполнять?
– Обучитесь вы легко, любезный. Да и работёнка не пыльная. Стоишь себе смирно за вагоном, на тормозной площадке. Как услышишь сигнал главного кондуктора – пускаешь в ход ручной тормоз. Со слухом-то всё в порядке? Не глухой? У нас главное, не спать, чтоб сигнал не пропустить мимо ушей. Всё разумели? Вопросец есть? Коли нет, то завтра в 6 утра быть, как штык, на станции. Форму получите там же. Да, и вот что ещё! Пройти нам надо бы с вами в соседний кабинет к счетоводу нашего Управления господину Калюжному…
Они вдвоём – Нико и «чернильная крыса» – вышли из этого душного кабинета и проследовали по коридору к другому.
– Обождите меня здесь, – сказал чиновник, строго подняв кверху указательный палец, а сам нырнул за белую дверь, забыв как следует прикрыть её за собой.
– Разрешите, Александр Мефодиевич? Я тут человечка нового оформил «тормозильщиком». Правда, у него на лице написано, что кондуктор из него никудышный. Но что делать-то прикажете? Люди бегут от адской сей работы, сломя голову…
Тот ничего не ответил, зарывшись в горы бумаги и деловито стуча костяшками на счётах.
– Входите, Пиросманашвили! – послышался голос «крысы» из-за двери. – Заполните этот формуляр для жалования…
Счетовод бросил на Нико быстрый взгляд, но отчего-то не отвёл его в сторону. Заметив, как старательно тот выводит буквы, на его взоре отобразилось благосклонное сочувствие к молодому человеку.
– Вам есть где жить, господин Пиросманашвили?
Тот лишь молча поднял широко раскрытые глаза, смущённо и как-то виновато, как будто не понимал, как он здесь оказался. А потом пожал плечами и пробормотал что-то невразумительное.
– Понятно-с, батенька. – господин Калюжный вздохнул. – Значит так, имеется у меня в доме местечко свободное. Могу приютить, коли изволите…
– Господин Пиросманашвили направляется для службы на станцию Михайловская. – поспешила сообщить «чернильная крыса», но тот что-то быстро черкнул на клочке бумаги и протянул Нико:
– Вот вам адрес. Будете в Тифлисе, можете приходить.
– Добрейшей души человек наш Александр Мефодиевич! – стал угодливо восхвалять Калюжного чиновник. А затем, выйдя из кабинета последнего, привередливо произнёс:
– Но строгих правил! Посему настоятельно советую вам, Пиросманашвили, меньше воображать и знать своё место. И оно отнюдь не на коленях у маменьки. Понимайте, чего от вас ждут на службе и на что можете рассчитывать. Прощевайте!