Легенда о Ричарде Тишкове

Над заметкой посмеялись. Моторист сказал, ухмыляясь:

— Видишь, Федя, какие дела? Я тебя могу материть в свое удовольствие, а ты помалкивай, раз начальник.

Этим дело не кончилось. Сегодня перед сменой (катерок уже стоял у пристани) начальник конторы позвал Федора к себе и, глядя в чернильницу, сказал:

— Вот тут мне из редакции бумагу прислали, чтобы принять меры, так я…

— Брехня ж это, Пал Палыч! — возмутился Федор. — Все знают, что брехня!

— Так я, — торопливо продолжал начальник, — считаю, что заметка правильная и нецензурно выражаться нельзя ни в коем случае…

— Это я Губу обругал? Да он сам кого хочешь покроет, вы же его знаете!

— И давай договоримся так, чтобы это было в последний раз, — частил начальник, словно стихи на память заучивал.

— Пал Палыч! Надо ж все-таки на правду смотреть!

— И давай условимся: я тебе сейчас вынес выговор в устной форме, так и в редакцию отвечу, что взыскание наложено, и давай, дорогой, так, чтобы подобные эпизоды больше не повторялись.

После чего, обняв Федора за плечи, начальник обычным своим добродушным голосом сказал:

— Знаешь ведь, брат, — с газетой свяжешься…

Федор махнул рукой и выскочил из комнаты.

До сих пор обидно было. Не в выговоре дело — плевал он на выговор, у него одних благодарностей пять штук за полтора года, премии каждый квартал. Обидна несправедливость. Как на дальнюю буровую ехать — так он и голубчик, и друг, и всем пример. А чуть какая-то сопливка прошлась в своей юбочке по настилу — в устной форме…

Теперь Федор нарочно матерился. Пусть этот корреспондент напишет, что бурмастер — вовсе хулиган. Пусть напишет, что бездельник, работать не умеет. Пусть пишет!

Федор сладостно мечтал о новой, совсем уж дикой несправедливости, после которой можно будет со спокойной совестью спиваться и вообще гибнуть на глазах у всех. Тогда небось спохватятся! И начальник сразу опровержение в газету настрочит, и парторг побежит в райком, а то и куда повыше. Тогда небось брехуна этого, как миленького, погонят с работы за вранье…

Федор живо представил себе, как это произойдет, и даже ухмыльнулся от удовольствия.

Но тут же стало жаль корреспондента. Старик уже — лет сорок, а то и пятьдесят. Жена небось, детишки. Он-то в конце концов в чем виноват? Та сопливка на двадцать минут заскочила, а он на всю смену едет. Тоже не сладко мотаться туда-сюда. Завернет северный ветрюга — душу вынет из старика.

Федор подошел к корреспонденту.

— Тут нам перед выходом прогноз дали на шторм. Так что вы бы ехали назад с этим катером. А какие данные надо — я расскажу.

— Мне нужно на месте ознакомиться с буровой, — сказал тот.

— А чего с ней знакомиться? Как на суше бурят, так и мы на отдельном основании. А если цифры какие — так они в конторе есть.

Корреспондент задумчиво пожевал губами и записал что-то в блокнот, сильно горбясь, почти уткнувшись носом в колени.

— Вам же лучше будет, — проговорил Федор. — А на буровой и писать неудобно — холодно, шум. На берегу в контору зайдете — вам любые показатели дадут. И автобиографии наши там есть.

— Молодой человек! Почему вы постоянно учите меня писать? Я же не советую вам, как лучше бурить?

Сказано это было весело и в общем дружелюбно. Но едва возникшее сочувствие к корреспонденту разом пропало. Все они на одну колодку!

Федор пожал плечами:

— Дело хозяйское.

* * *

— Вон буровая, — сказал Виталий.

Архипов поднял голову. Издали вышка выглядела странно и беспомощно: ржавая тупая игла, торчащая из моря.

Но минут через двадцать, когда подошли ближе, сооружение поразило Архипова своими размерами. С катерка, сразу ставшего крохотным, он, щурясь, разглядывал железную громадину.

На рыжих сваях, похожих на колонны, были подняты метров на десять над водой две площадки, связанные узким длинным мостиком, — основания. На большом основании стояла сорокаметровая вышка, похожая на радиомачту с отпиленной верхушкой. На меньшем — дощатый домик, какие-то баки.

Рабочие перелезли через поручни, и Архипов перелез. Катерок с минуту плясал возле ржавых, с густой прозеленью свай, стукнулся о них бортом и упруго отскочил. Но рабочие успели прыгнуть с борта на маленькую площадку, висящую невысоко над водой. Затем катер еще раз подвели к сваям — специально для корреспондента. Архипов оторвал глаза от полосы мутно-зеленой воды внизу и тоже прыгнул, еще в воздухе схватившись за чьи-то протянутые руки.

Следом за рабочими по крутой «корабельной» лесенке Архипов взобрался наверх. Прежде всего он осмотрел основание. Виталий шел следом и пояснял:

— Вот это двигатель. А там свечи — спаренные трубы. Это чтобы быстрей наращивать: вдвое меньше времени теряется. А вон, видите, лежит — это турбобур.

— Тот самый, знаменитый?

— Тот самый. Хотите посмотреть?..

Потом по переходному мостику они прошли на меньшее основание, в культбудку — дощатый домик о двух комнатушках.

— Вот приемник, рация, — показывал Виталий. — А здесь, в ларе, НЗ. Если штормит, смены не меняют, приходится два — три дня сидеть на основании. Тогда отсюда продукты берут. Тут все есть — и сухари, и консервы, и сахар, и сгущенное молоко.

— А вода?