Легенда о Сан-Микеле

Билли понемногу поправлялся. Я навещал его ежедневно в течение двух недель и в конце концов очень привязался и к нему, и к его хозяину. Скоро настал день, когда я нашел своего пациента на залитом солнцем балконе – он сидел в специально изготовленном для него кресле-качалке рядом с доктором, а на столе между ними стояла бутылка виски. Старик утверждал, что перед операцией обязательно следует глотнуть виски – это придает твердость руке. Судя по числу пустых бутылок из-под виски, валявшихся в углу балкона, его хирургическая практика была весьма значительной. Увы! Оба они были любителями спиртного. Я часто видел, как Билли угощается виски с содовой из стакана хозяина. Доктор сообщил мне, что виски – самое лучшее лекарство для обезьян и именно оно спасло матушку Билли, когда та заболела воспалением легких.

Однажды, когда я вечером зашел к ним, оба были вдребезги пьяны. Билли отплясывал на столе вокруг бутылки негритянский танец, а доктор, развалившись в кресле, хлопал в такт и хрипло распевал:

– Билли, мой сын, мой сыно-о-о-о-очек!

Меня они не заметили. Я растерянно смотрел на эту семейную идиллию. Лицо пьяной обезьяны стало совсем человеческим, а лицо старого пьяницы походило на лицо огромной гориллы. Сходство было несомненным.

– Билли! Мой сын, мой сыно-о-о-очек!

Неужели? Нет, конечно, это было невозможно! И все же при одной этой мысли у меня мурашки забегали по спине.

Месяца через два я, выйдя от пациента, увидел, что старик-доктор стоит около моего экипажа и разговаривает с Таппио. Нет, слава Богу, Билли здоров, но заболела его жена, так, может быть, я не откажусь ее навестить?

Мы снова взобрались по крутой лестнице в его квартиру – я впервые узнал, что в ней живет еще кто-то, кроме Билли и самого старика. На кровати лежала девушка, почти ребенок, глаза были закрыты, и она, по-видимому, была без сознания.

– Мне показалось, вы сказали, что больна ваша жена, но ведь это ваша дочь?

Нет, это его четвертая жена. Первая покончила жизнь самоубийством, вторая и третья умерли от воспаления легких, и он не сомневался, что и этой грозит то же самое.

Я сразу увидел, что он прав. У нее было двустороннее воспаление легких, однако он не заметил огромного излияния в левую плевральную полость. Я сделал ей инъекцию камфары и эфира, воспользовавшись его грязным шприцем, а потом мы принялись энергично растирать больную, но безрезультатно.

– Попробуйте заставить ее очнуться, поговорите с ней, – сказал я ему.

Он наклонился к бледному личику и закричал в ухо:

– Салли, милая, возьми себя в руки и выздоравливай, не то я снова женюсь.

Она глубоко вздохнула, вздрогнула и открыла глаза. На следующий день мы выпустили жидкость, а молодость доделала остальное – больная поправлялась, но медленно и как бы против воли. К сожалению, мои подозрения, что в легких у нее неладно, скоро подтвердились. У нее оказался тяжелый туберкулез.

В течение нескольких недель я посещал ее каждый день и проникся глубокой жалостью. Было ясно, что старик внушает ей смертельный страх – и не удивительно, так как он был с ней безобразно груб, хотя, может быть, и не сознавал этого.

Он рассказал мне, что она родом из Флориды, и когда наступила осень, я посоветовал ему отвезти ее домой как можно скорее, так как еще одной римской зимы она не выдержит. Он как будто соглашался, но вскоре я узнал, что его смущает необходимость расстаться с Билли. В конце концов я предложил на время его отсутствия поселить Билли у себя, в маленьком дворике под лестницей Тринита-деи-Монти, где уже жили мои четвероногие друзья. Доктор должен был вернуться через три месяца. Но больше в Риме его не видели, и я не знаю, что с ним сталось. До меня дошел слух, что его застрелили во время драки в кабаке, но я не знаю, правда ли это.

Я часто размышлял над тем, кем был этот человек, да и был ли он вообще врачом. Однажды я присутствовал при том, как он с поразительной быстротой ампутировал руку: он, несомненно, имел представление об анатомии, но не имел никакого понятия о том, как следует обрабатывать раны, а его инструменты были невероятно примитивны. Английский аптекарь рассказывал, что он всегда выписывал одни и те же рецепты, часто делая грамматические ошибки и неправильно указывая дозировку. Я пришел к выводу, что он был не врачом, а мясником или, может быть, санитаром в военном лазарете, и по какой-то серьезной причине вынужден был покинуть родную страну.

Билли оставался у меня на площади Испании до весны, а потом я отвез его в Сан-Микеле, где он навлекал на меня всевозможные неприятности до самого конца своей веселой жизни. Я вылечил его от алкоголизма, и во многих отношениях он стал вполне приличной обезьяной. Но вы еще о нем немало услышите.

Глава 23. Еще врач