Когда я наклонился для прощального поцелуя, в его глазах вспыхнул внезапный страх, он испуганно отпрянул назад и уполз на свой коврик под столом. Я позвал его, но он не пришел. Я знал, что это означает. Я и раньше видел такие вещи, но думал, что у меня еще есть день или два. Я встал и попробовал подойти к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но ноги мне не повиновались, и я вновь опустился в кресло. Я обвел взглядом старую башню. Кругом было темно и тихо, но мне показалось, что я слышу, как Артемида, суровая богиня, достает из колчана быструю стрелу, готовясь поднять лук. Невидимая рука дотронулась до моего плеча. Дрожь прошла по моему телу. Казалось, я падаю в обморок, но я не чувствовал боли и голова оставалась ясной.
– Добро пожаловать, повелительница! Я слышал ночью стук копыт вашего вороного коня. Вы выиграли скачку, так как я вижу ваш темный лик, склоненный надо мной. Вы не чужая мне – мы часто встречались с тех пор, как стояли у одной и той же кровати в палате святой Клары. Тогда я называл вас злобной и жестокой, сравнивал с палачом, радующимся долгим мукам своей жертвы. В ту пору я еще не знал Жизнь так хорошо, как знаю теперь. Теперь я знаю, что вы милосерднее, чем она: то, что вы берете одной рукой, вы возвращаете другой. Теперь я знаю, что Жизнь, а не вы, порождала ужас в этих широко раскрытых глазах и напрягала мышцы этой тяжко вздымающейся груди, отвоевывая еще один вздох, еще одну минуту мучений. Я же не стану бороться с вами. Если бы вы пришли за мной в дни моей молодости, я не сказал бы так. Тогда я был полон жизни и отчаянно защищался бы, отвечая ударом на удар. Теперь я устал, глаза мои потускнели, тело осла бело, а сердце измучилось – мне остается только разум, а он говорит, что бороться нет смысла. Поэтому я буду тихо сидеть в кресле и предоставлю вам делать то, что вы должны делать. Любопытно посмотреть, как вы за это приметесь, – я всегда интересовался психологией. Предупреждаю, что я скроен из прочного материала – бейте сильнее, иначе можете вновь не достичь цели, как это уже несколько раз случалось, если я не ошибаюсь. Надеюсь, повелительница, что вы не затаили против меня зла. Боюсь, я доставлял вам много хлопот тогда, на авеню Вилье. Но я не так смел, как притворяюсь, и был бы бесконечно признателен, если бы вы дали мне две-три капли своего напитка вечного сна перед тем, как приступите к делу.
– Я это делаю всегда, и ты должен был бы это знать, ведь ты часто видел меня за работой. Может быть, ты хочешь послать за священником, пока еще есть время? При моем приближении обычно посылают за священником.
– К чему? Священник сейчас ничем не может мне помочь. Мне поздно раскаиваться, ему еще рано меня проклинать, а для вас это, наверное, не имеет значения.
– Мне все равно. Хорошие и плохие люди для меня одинаковы.
– К чему призывать священника, который скажет только, что я родился в грехе, что мои мысли и деяния запятнаны грехом, что я должен во всем раскаяться, от всего отречься. А я лишь в немногом раскаиваюсь и ни от чего не отрекаюсь. Я жил, руководствуясь чутьем, и считаю, что чутье было здравым. Я наделал достаточно глупостей, когда пытался полагаться на разум. Виноват был разум, и я уже понес наказание. Я хотел бы поблагодарить всех, кто был добр ко мне. Врагов у меня было мало – почти всё это были врачи, и они не причинили мне особого зла: я все равно шел своим путем. Я хотел бы попросить прощения у тех, кому причинил боль. Вот и все, а остальное касается Бога и меня, но не священника, за которым я не признаю права меня судить.
– Я не люблю ваших священников. Это они научили людей бояться моего приближения, запугав их вечностью и адским огнем. Это они сорвали крылья с моих плеч, обезобразили мое ласковое лицо и, превратив меня в отвратительный скелет, заставили по-воровски красться из дома в дом с косой в руках и танцевать Пляску Смерти – Danse Macabre на стенах их монастырей рука об руку со святыми и грешниками. А я не имею никакого отношения ни к их небу, ни к их аду. Я – закон природы.
– Вчера я слышал в саду песню иволги, а на заходе солнца прилетела малиновка и пела под моим окном. Услышу ли я их когда-нибудь?
– Там, где есть ангелы, там есть и птицы.
– Я хотел бы, чтобы дружеский голос еще раз прочитал мне вслух диалог Платона о бессмертии души.
– Голос был смертен, но слова бессмертны. И ты их услышишь вновь.
– Услышу ли я когда-нибудь вновь моцартовский «Реквием», и творения моего любимого Шуберта, и титанические аккорды Бетховена?
– Все, что ты слышал, было лишь эхом, доносящимся с небес.
– Я готов. Наноси удар, друг!
– Я не буду этого делать. Я навею на тебя сон.
– Проснусь ли я?
Ответа не было.
– А буду ли я видеть сны?
– Да, всё вообще сон.
– Кто ты, прекрасный юноша? Ты Гипнос, ангел сна?
Он стоял рядом со мной, задумчивый и прекрасный, как Гений Любви, с венком на кудрях.
– Я его брат, рожденный той же Матерью Ночью. Мое имя Танатос. Я ангел смерти. Это твоя жизнь гаснет с факелом, на который я наступил.