Священная гора над Сан-Микеле полна птиц, которые торопятся на родину строить гнезда и выводить птенцов. Какая для меня радость, что они могут здесь спокойно отдохнуть! Вчера я поднял маленького жаворонка, настолько уставшего от длинного перелета, что он даже не сделал попытки улететь, а тихо сидел на ладони, как будто понимая, что это рука друга, а может быть, и земляка. Я спросил, не споет ли он мне перед тем, как улететь, – его песню я люблю больше всех остальных птичьих песен, – но он ответил, что ему некогда; он спешит домой, в Швецию, чтобы возвестить весну.
Уже более недели в моем саду раздается флейта самца иволги. Недавно я увидел его невесту – она пряталась в лавровом кусте, а сегодня обнаружил их гнездо – чудо птичьей архитектуры. В розмарине у часовни все время слышится шелест крыльев и нежный щебет. Я делаю вид, будто ничего не замечаю, но уверен, что там идет бурный флирт. Какая это может быть птица? Вчера вечером тайна открылась, ибо, когда я ложился спать, соловей запел под моим окном серенаду Шуберта:
«Какой красавицей стала Пепинелла, – подумал я, засыпая, – наверное, и Пепинелла…»
В старой башне
На этом обрывается повесть о Сан-Микеле, как раз тогда, когда она наконец началась – бессмысленный фрагмент! Она завершается шелестом крыльев и птичьим щебетом в весеннем воздухе. Ах! Если бы и бессмысленная история моей жизни так же завершилась пением птиц под моим окном и бездонным синим небом! Не знаю почему, но последние дни я все время думаю о смерти. Сад еще полон цветов, летают пчелы и бабочки, ящерицы греются на солнце, земля по-прежнему бурлит жизнью. Вчера я слышал, как под окном весело распевала запоздавшая коноплянка. Так почему же я думаю о смерти? Бог по своему милосердию сделал Смерть невидимой для человеческих глаз. Мы знаем, что она тут, что она следует за нами по пятам, как тень, и никогда нас не покидает. И все же мы ее не видим и забываем про нее. А самое странное то, что, приближаясь к могиле, мы думаем о смерти всё меньше. Поистине, только Бог мог сотворить такое чудо!
Старики редко говорят о смерти, их смутный взор устремлен только в прошлое или в настоящее. Постепенно, по мере того как угасает память, даже прошлое блекнет, и они живут лишь в настоящем. Вот почему старики вовсе не так несчастны, как думает молодежь, – при условии, конечно, что их не терзают телесные недуги.
Мы знаем, что умрем, – в сущности, только это мы и знаем о своем будущем. Все остальное лишь догадки, которые в большинстве случаев не оправдываются. Как дети в дремучем лесу, мы бредем по жизни наугад, в счастливом неведении о том, что с нами будет на следующий день, какие невзгоды придется перенести и какие встретятся приключения перед самым главным из приключений – перед смертью. Время от времени в недоумении мы робко вопрошаем судьбу, но ответа не получаем, так как звезды слишком далеки. Чем скорее мы поймем, что нашу судьбу решаем мы сами, а не звезды, тем будет лучше для нас. Счастье мы можем обрести лишь в самих себе, и напрасно ждать его от других – счастья слишком мало, чтобы им делиться. Горе мы должны переносить в одиночестве – нечестно перелагать его на другого, будь то мужчина или женщина. Каждый из нас должен сам сражаться в своих битвах и держаться до последних сил – ведь мы прирожденные бойцы. Каждого из нас в конце ждет мир – почетный даже для побежденного, если он делал все, что мог.
Мой бой проигран навсегда. Я изгнан из Сан-Микеле – творения всей моей жизни. Я строил его своими руками, камень за камнем, в поте лица, я на коленях строил святилище солнцу, чтобы искать там света и мудрости у лучезарного Бога, которому поклонялся всю жизнь. Много раз мои глаза жгло, как огнем, но я не внял этому предупреждению, не захотел поверить, что не достоин жить там, что мое место в тени. Точно лошади, которые возвращаются в горящую конюшню, чтобы погибнуть в пламени, я каждое лето возвращался к ослепительному свету Сан-Микеле. Берегись света! Берегись света!