Легенда о Сан-Микеле

Может быть, читатель помнит то знаменитое 1 мая, много лет назад, когда во всех странах Европы ожидались социальные перевороты, уничтожение класса имущих и их проклятых богатств. Так, во всяком случае, утверждали газеты, и чем меньше была газета, тем больше была обещанная катастрофа. Самой маленькой газетенкой была «Voce di San Gennaro», которую Мария Почтальонша два раза в неделю приносила приходскому священнику, одалживавшему ее всей местной интеллигенции, – так в мирную Аркадию Анакапри проникало слабое эхо мировых событий. Но на этот раз прозвучало отнюдь не слабое эхо, а удар грома с чистого неба, потрясший все селение. Первого мая должен был наступить давно предсказанный конец света. Воинство дьявола, несметные орды Аттилы будут грабить дворцы богачей, жечь и уничтожать их имущество. Воистину настали последние времена, castigo di Dio! Castigo di Dio! Кара Господня! С быстротой пожара эта весть разнеслась по Анакапри.

Священник спрятал драгоценности Сан-Антонио и церковные сосуды под кровать, сливки общества укрыли свое движимое имущество в погребах, простой народ, сбежавшись на площадь, требовал, чтобы святого вынули из ниши и пронесли по улицам для отвращения напасти.

Накануне рокового дня Пакьяле пошел к священнику и попросил совета. Бальдассаре уже побывал там и вернулся успокоенный – священник сказал, что разбойники, конечно, не тронут разбитые камни, глиняные горшки и древности доктора, Бальдассаре может спокойно оставить весь этот хлам на месте. Зато Пакьяле священник объяснил, что раз он отвечает за паруса, то его дело плохо. Разбойники, которые нападут на остров, приплывут на лодках, а паруса для моряков – самая ценная добыча. Прятать их в погребе – опасно, так как моряки любят и хорошее вино. Лучше всего будет, если Пакьяле унесет их на свой участок под отвесными скалами Дамекуты; это надежное место, так как разбойники, разумеется, не станут спускаться с такой крутизны – не захотят же они ради парусов ломать себе шеи!

С наступлением темноты Пакьяле, его брат и два надежных товарища, вооружившись крепкими дубинами, потащили паруса на участок. Ночь выдалась бурная, начался проливной дождь, фонарь потух. И они спускались по скользким утесам, ежеминутно рискуя жизнью. В полночь они добрались до цели и спрятали свою ношу в гроте лупоманаро.

Весь день 1 мая они просидели на кипе промокших парусов, по очереди оберегая вход в пещеру. На закате Пакьяле решил послать брата на разведку в селение – тот долго не хотел идти, но наконец они договорились, что он поглядит издали, чтобы не подвергаться излишней опасности. Через три часа брат вернулся и сообщил, что никаких грабителей не видно и в селении как будто все спокойно. На площади собрался народ, перед алтарем горят свечи, а Сан-Антонио скоро вынесут на площадь и торжественно возблагодарят за то, что он снова спас Анакапри от верной гибели. В полночь вся компания вылезла из грота и, волоча за собой промокшие паруса, стала с трудом карабкаться наверх.

Когда Пакьяле обнаружил, во что превратились паруса, он хотел утопиться, – дочери говорили, что несколько дней и ночей боялись оставить его одного хоть на минуту. С тех пор он очень переменился и все время молчит. Я сам это заметил и несколько раз спрашивал Пакьяле, что с ним случилось.

Задолго до того, как Джованнина закончила исповедь, мой гнев совсем испарился. Я тщетно искал Пакьяле по всему селению и нашел внизу на его участке. Он, как всегда, сидел на камне и смотрел на море. Я сказал, что стыжусь того, что поднял на него руку. Во всем виноват священник. А новые паруса мне вовсе не нужны – обойдусь и старыми. Завтра я думаю надолго уйти в море, он поедет со мной, и мы забудем эту историю. Ему известно, как мне не нравится то, что он могильщик, – пусть же он передаст свою должность брату, а сам вернется в море. С этого дня я назначил его матросом на яхту – Гаэтано два раза так напился в Калабрии, что мы чуть-чуть не пошли ко дну, и я все равно собирался его рассчитать.

Когда мы вернулись домой, я заставил Пакьяле надеть новый свитер, только что присланный из Англии. Через всю грудь шла надпись красными буквами «Леди Виктория» К.Я.К.К. (Королевский яхт-клуб, Клайд). Пакьяле больше не снимал этого свитера – в нем он жил, в нем и умер.

Пакьяле был уже стариком, когда я с ним познакомился, но ни он сам, ни его дочери не знали, сколько ему лет. Я тщетно разыскивал запись о его рождении в муниципальной книге. Его забыли с самого начала, но я его не забуду никогда, и он всегда будет жить в моей памяти – самый честный, чистый душой и бесхитростный человек, какого мне только довелось встретить, кроткий и добрый, как дитя. Его дочери рассказывали, что ни им, ни их матери он никогда не сказал ни одного грубого или неласкового слова. Он был добр даже к животным. В карманах у него всегда лежали крошки, чтобы кормить птиц в винограднике. Он был единственным человеком на острове, который ни разу не поймал ни одной птицы и никогда не бил своего осла.