Флопетт сидела перед зеркалом и усердно румянилась. Она вскочила, схватила шаль, чтобы прикрыть профессиональный наряд, – а вернее, его полное отсутствие, и повернула ко мне лицо клоуна – пятно румян на щеках, один глаз подведен углем, другой красный от слез.
– Нет, она не умерла, но ей очень плохо. Монахиня, которая дежурит ночью, переутомлена, и я обещал, что привезу на ночь свою сиделку. Смойте с лица эту отвратительную краску, пригладьте волосы помадой, вазелином или чем хотите и наденьте вместо гнусного муслина форму больничной сиделки – она в этом пакете. Я взял ее у одной из моих сиделок, которая примерно одного с вами роста. Через полчаса я за вами заеду.
Она, онемев, смотрела мне вслед, пока я спускался по лестнице.
– Вы уже уходите? – спросила с удивлением хозяйка заведения. Я сказал, что хочу увезти мадемуазель Флопетт на всю ночь и иду за извозчиком.
Когда я вернулся через полчаса, Флопетт вышла ко мне в длинном плаще сиделки, ее провожали девицы в муслиновых туниках.
– Ну и повезло же тебе, милочка! – смеялись они. – Едешь на маскарад в последний день карнавала. И вид у тебя очень элегантный, совсем как у порядочной. Жалко, что твой друг не пригласил нас всех!
– Веселитесь, дети мои, – улыбнулась хозяйка, провожая Флопетт до экипажа. – Попрошу вас пятьдесят франков вперед!
Сиделка была уже не нужна. Девочка умирала. Она была без сознания, и жизнь в ней еле теплилась. Мать всю ночь провела у кровати дочери и сквозь слезы смотрела на умирающую.
– Поцелуйте ее, – сказал я, когда началась агония. – Теперь можно, она без сознания.
Флопетт склонилась над девочкой, но тут же отпрянула.
– Я не должна ее целовать, – сказала она, зарыдав. – Вы ведь знаете, что я насквозь гнилая!
Когда я снова увидел Флопетт, она была мертвецки пьяна. Через неделю она бросилась в Сену. Ее вытащили, и я попробовал устроить ее в больницу Сен-Лазар, но там не было свободных коек. Через месяц она выпила пузырек опиума и уже умирала, когда я пришел. Не могу себе простить, что выкачал яд из ее желудка. В руке она сжимала детский башмачок, в котором лежала прядь волос. Теперь она пьет абсент – тоже надежный яд, хотя и не столь быстро убивающий! И теперь ее ждет какая-нибудь канава, где утонуть легче, чем в Сене.
Мы подошли к дому Норстрема на улице Пигаль.
– Спокойной ночи, – сказал мой друг. – Спасибо за приятный вечер!
– И тебе тоже, – сказал я.
Глава 10. Лейхенбеглейтер[2]
Пожалуй, чем меньше я расскажу о поездке в Швецию, которую совершил в то лето, тем будет лучше. Норстрем, снисходительный летописец приключений моей молодости, сказал, что ничего хуже он от меня не слышал. Но теперь эта история никому, кроме меня самого, не повредит, и потому я могу спокойно изложить ее.
Профессор Бруцелиус, самый знаменитый врач Швеции в те дни, попросил меня поехать в Сан-Ремо, чтобы привезти на родину одного из его пациентов – молодого человека в последней стадии чахотки, который провел там зиму. За последнее время у него несколько раз шла горлом кровь. Состояние больного было настолько тяжелым, что я согласился его сопровождать лишь при условии, что с нами поедет кто-нибудь из родственников или, по крайней мере, надежная шведская сиделка, – приходилось считаться с тем, что он мог умереть в пути. Четыре дня спустя в Сан-Ремо приехала его мать.
Мы предполагали сделать остановки в Базеле и Гейдельберге, а в Любеке сесть на шведский пароход в Стокгольм. В Базель мы приехали вечером, после очень тяжелого дня. Ночью у матери сделался сердечный припадок, чуть было не оказавшийся роковым. Утром приглашенный мною специалист согласился со мной: отправиться дальше она сможет не раньше, чем через две недели. Я оказался перед альтернативой – оставить юношу умирать в Базеле или продолжать поездку с ним вдвоем. Как все умирающие, он стремился вернуться на родину. Правильно или нет, но я решил ехать.
На другой день после нашего приезда в Гейдельберг у него началось сильное легочное кровотечение, и о том, чтобы ехать дальше, уже не могло быть никакой речи. Ему я сказал, что мы проведем тут несколько дней, пока к нам не присоединится его мать. Он же не хотел задерживаться даже на одни сутки. Вечером он усердно изучал расписание поездов. Когда я заглянул к нему в номер после полуночи, он мирно спал. Утром я нашел его в постели мертвым – причиной смерти, без сомнения, было внутреннее кровотечение.