Легенда о Сан-Микеле

Начальник станции посмотрел на кипу документов и заявил, что если в течение пяти минут Leichenbegleiter не появится, то вагон с гробом будет отцеплен и останется в Гейдельберге на запасном пути. Не успел он договорить, как к его столу подскочил невысокий рябой горбун с бегающими глазками и протянул пачку документов.

– Ich bin der Leichenbegleiter, – объявил он с большим достоинством.

Я чуть не расцеловал его – я всегда питал тайную симпатию к горбунам. Я сказал, что необычайно рад с ним познакомиться, что еду в том же поезде до Любека и на том же пароходе до Стокгольма. Мне пришлось ухватиться за край стола начальника станции, когда горбун ответил, что едет вовсе не в Стокгольм, а в Петербург, а оттуда – в Нижний Новгород, сопровождая гроб русского генерала.

Начальник станции поднял голову от своих документов, и его усы изумленно ощетинились.

– Гром и молния! – взревел он. – Значит, с этим поездом в Любек следуют два покойника? Но я принял только один гроб. В один гроб двух покойников не кладут. Verboten! Где другой гроб?

Горбун объяснил, что гроб генерала сейчас погрузят в вагон. Во всем виноват столяр, который доставил второй ящик в самую последнюю минуту. Но кто мог предполагать, что ему в один день закажут два таких громадных ящика!

Русский генерал! Тут я вспомнил, что слышал, будто в один день с моим юношей в соседнем отеле умер от апоплексического удара русский генерал. Я даже припомнил, что из окна видел в саду гостиницы сурового старика с длинной седой бородой, которого везли по дорожке в кресле-каталке. Портье сообщил, что это знаменитый русский генерал, герой Крымской войны. Мне еще не приходилось видеть столь свирепого на вид человека.

Начальник станции вновь погрузился в бумаги, а я отвел горбуна в сторону, дружески похлопал по спине, предложил пятьдесят марок наличными и еще пятьдесят марок, которые я рассчитывал занять у шведского консула в Любеке, если он согласится взять под опеку гроб не только русского генерала, но и моего юноши. Он тотчас же согласился. Однако начальник станции заявил, что это беспрецедентный случай, не предусмотренный законом, и он не сомневается в том, что одному человеку сопровождать два гроба наверняка verboten. Он должен запросить Kaiserliche Oberliche Eisenbahn Amt Direction Bureau[3], и ответ придет не ранее, чем через неделю.

Положение спас вальдман. Несколько раз во время наших переговоров я замечал, что начальник станции из-под золотых очков ласково поглядывает на мою таксу, и несколько раз он опускал огромную ручищу под стол и гладил шелковистые длинные уши щенка. Я решился на последнюю отчаянную попытку тронуть его сердце – и молча положил таксу ему на колени. Тотчас облизав ему все лицо, щенок принялся дергать его за моржовые усы, и суровая физиономия постепенно расплылась в широкой добродушной улыбке: он уже улыбался нашей беспомощности.

Пять минут спустя горбун подписал десяток бумаг в качестве Leichenbegleiter двух гробов, а я с таксой и саквояжем вскочил в переполненное купе второго класса, когда поезд уже тронулся. Песик сразу принялся заигрывать с сидящей рядом толстой дамой, но она, строго на меня посмотрев, заметила, что возить собак в купе второго класса verboten. Во всяком случае, эта собака чистоплотна? О, конечно! Она удивительно чистоплотна с самого рождения.

Тут мой песик обратил внимание на корзинку, которую дама держала на коленях, и принялся яростно на нее лаять. Он все еще лаял, когда поезд остановился на следующей станции. Толстая дама вызвала кондуктора и показала на пол. Кондуктор сказал, что возить собак без намордника verboten. Напрасно я ему показывал раскрытый рот таксы, в котором еще почти не было зубов, напрасно я вложил в его руку мои последние пять марок, он был неумолим: собаку надо немедленно убрать в собачье отделение. Из мести я указал на корзинку толстой дамы и спросил, verboten ли возить кошек, не оплачивая их проезд. Разумеется, verboten. Толстая дама еще пререкалась с кондуктором, когда я спрыгнул на перрон.

Отделения для собак в те дни были ужасны – темная дыра над самыми колесами, полная дыма от локомотива. Как я мог засунуть туда моего вальдмана? Я помчался к товарному вагону и принялся умолять служащего взять таксу к себе. Он ответил, что это verboten. Тут осторожно раздвинулись двери следующего вагона и в щели показалась голова горбуна с длинной трубкой во рту. С кошачьей ловкостью я вскочил к нему в вагон с саквояжем и псом.

Пятьдесят марок с выплатой по прибытии, если он нас спрячет в своем вагоне до Любека. Он не успел ответить, как двери были заперты снаружи, паровоз загудел и поезд тронулся.