Легенда о Сан-Микеле

– Смотри веселее, Фриц! – воскликнул мой хозяин после третьей бутылки вина. – Не вешай носа! Я знаю, что ты не при деньгах и что у тебя какие-то неприятности. Ну, ничего, выпей еще винца, и мы обсудим дело. Я уже десять лет вожу покойников и научился разбираться в людях. Ум – это еще не все, а ты, видно, родился под счастливой звездой, иначе ты не сидел бы здесь со мной. И теперь тебе предоставляется возможность, которая не повторится. Отвези свой гроб в Швецию, пока я съезжу в Россию, и со следующим поездом возвращайся в Гейдельберг. Будешь моим компаньоном. Пока жив профессор Фридрих, работы хватит на двоих, не будь я Захария Швейнфус! В Швеции тебе надеяться не на что – знаменитых врачей там нет, а в Гейдельберге их полно. Лучше Гейдельберга ты себе места не найдешь!

Я сердечно поблагодарил нового друга и сказал, что ответ дам утром, когда наши головы немного прояснятся. Через несколько минут мы уже крепко спали бок о бок на полу вагона. Я отлично выспался, чего нельзя было сказать о моем щенке.

Когда поезд остановился у перрона любекского вокзала, было совсем светло. На перроне уже ждал служащий шведского консульства, которому предстояло отвезти гроб на шведский пароход.

Дружески распрощавшись с горбуном, я поехал в шведское консульство. Как только консул увидел таксу, он сообщил мне, что ввоз собак в Швецию воспрещен, так как в северной Германии было несколько случаев бешенства. Конечно, я могу поговорить с капитаном, но он уверен, что тот откажет мне наотрез.

Капитан был в очень плохом настроении, так как моряки не любят возить покойников. Все мои просьбы были тщетны. Я вспомнил уловку, которая смягчила сердце начальника станции, и решил попробовать ее еще раз. Песик облизал ему все лицо, но не помогло и это. Тогда я прибег к последнему козырю и назвал имя своего брата. Да, конечно, он знает капитана Мунте, они мичманами вместе плавали на «Ванадисе» и были большими друзьями. Неужели у него хватит жестокости оставить любимую таксу моего брата в Любеке на попечение чужих людей?

Нет, на это у него не хватило жестокости, и через пять минут щенок был уже заперт в моей каюте, но с условием, что в Стокгольме я сам тайно сумею пронести его на берег.

Я люблю море, пароход был хороший, я обедал за капитанским столом, и все на борту были со мной очень любезны. Стюардесса, правда, насупилась, когда ей утром пришлось убирать мою каюту, но стала нашей союзницей, едва только нарушитель порядка облизал ей лицо – она никогда не видела такого очаровательного щеночка! Когда он тайком удрал на палубу, матросы начали с ним играть, а капитан старательно глядел в другую сторону.

Пароход пришвартовался у стокгольмской пристани поздно вечером, и я спрыгнул с носа на землю со щенком на руках. Утром я отправился к профессору Бруцелиусу, который показал мне телеграмму из Базеля: мать умершего юноши поправляется, и похороны откладываются на две недели до ее возвращения. Профессор выразил надежду, что я буду еще в Швеции – ведь мать, несомненно, захочет узнать подробности о кончине сына, и, разумеется, мне следует присутствовать на похоронах. Я сказал, что собираюсь погостить у брата, а затем должен буду вернуться в Париж к пациентам.

Я так и не простил брату то, что он передал мне наше страшное наследство – мамзель Агату. Я еще напишу о ней, а тогда я написал ему гневное письмо. К счастью, он, казалось, забыл все это и объявил, что очень рад меня видеть – они с женой надеются, что я погощу у них в нашем старом доме не меньше двух недель.

Два дня спустя он выразил удивление, что столь занятый врач, как я, покидает своих больных на такой длительный срок – когда я собираюсь уезжать? Моя невестка стала холодна как лед. Людей, которые не любят собак, можно лишь пожалеть, а потому мне оставалось только взять рюкзак и отправиться со своим щенком в пешее путешествие.

Утром, когда я уезжал, у моей невестки разыгралась головная боль и она не вышла к завтраку. Я хотел зайти к ней попрощаться, но брат посоветовал этого не делать. Я не стал настаивать, так как он объяснил, что горничная обнаружила под моей кроватью новую нарядную шляпу хозяйки, ее вышитые туфли, боа из перьев, два тома «Британской энциклопедии», разорванные в клочья, останки кролика и ее любимого котенка – с почти отгрызенной головой. А еще турецкий ковер в гостиной, цветочные клумбы в саду и шесть утят… Я посмотрел на часы и сказал брату, что люблю приезжать на станцию загодя.

– Улле! – крикнул брат старому кучеру отца, когда коляска покатила. – Ради бога, постарайтесь, чтобы доктор не опоздал на поезд!