С какими же историческими событиями может быть связана Книга Даниила? Книга, повествующая о необходимости соблюдения «истинной веры» под страхом смертной казни и страшных мучений. Книга, неоднократно затрагивающая тему религиозного притеснения со стороны верховной царской власти. Книга, в которой впервые возникает тема истории не только собственно израильской, но в целом древневосточной, и более того — всемирной. Наблюдательные читатели уже заметили, что мы еще даже не начали говорить о двух наиболее знаменитых легендах Книги Даниила, во многом связывающих ее столь непохожие части[570]
. Но даже еще не обратившись к этим бессмертным образам, можно прийти к следующему выводу. Время начального создания книги совпало с жестокими религиозными преследованиями иудеев, которые были лишь частью нескончаемых геополитических потрясений, раздиравших ближневосточный мир. В виду имеется не прошлый век, а III-II вв. до н.э., эпоха возникавших и разваливавшихся в одночасье эллинистических государств, бесконечно воевавших друг с другом.Принадлежавшая египетским владыкам Палестина была в этой борьбе одной из наиболее привлекательных ставок, но хорошо организованное египетское царство, которым правили потомки Птолемея Лага — знаменитого сподвижника Александра, в течение всего III в. до н.э. успешно отражало нападения с севера[571]
. Все изменилось в правление Антиоха III Великого, наиболее известного представителя династии Селевкидов. Первая его попытка отвоевать Палестину в 217 г. до н.э. закончилась неудачей, но уж очень лакомым был желанный кусок. Поэтому через 16 лет, в 201 г. до н.э., заметно расширивший к тому моменту свое могущество Антиох (он помышлял ни больше ни меньше, как о восстановлении империи Александра) снова двинулся на юг, воспользовавшись малолетством египетского царя Птолемея V Эпифана. В 200 г. до н.э. египетская армия была разбита, и еще два года спустя Палестина перешла под скипетр сирийского владыки[572].Аппетиты Антиоха этим удовлетворены не были, и он обратил свое внимание на запад, где в это же время римляне под флагом борьбы за освобождение Греции нанесли страшный удар когда-то непобедимой македонской фаланге[573]
. Совсем немного времени спустя это логично привело к столкновению двух крупнейших геополитических сил Средиземноморья и довольно предсказуемому исходу этой схватки, несмотря на то что желавший непременно завладеть частью материковой Греции царь приютил единственного полководца, неоднократно наносившего римлянам поражения — легендарного карфагенянина Ганнибала Барку. Безумная экспедиция Антиоха в Грецию закончилась тем, что, преследуя отступавшего противника, римские войска впервые переправились в Азию и нанесли окончательное поражение разношерстной сирийской армии в битве у Магнесии (190 или 189 г. до н.э.). Именно контрибуция, наложенная на побежденного царя, заставила потерявшего Малую Азию сирийца (а потом и его наследников[574]) впервые обратить внимание на богатства иерусалимского Храма.Дальнейшие события включали в себя обострившуюся внутриполитическую борьбу в Иерусалиме, изобретательные взаимные доносы противников царскому престолу и знаменитую попытку Илиодора, одного из приближенных нового царя Селевка IV, чья казна, по-видимому, продолжала находиться не в самом лучшем состоянии, ограбить иудейское святилище. Закончилось это предприятие тем, что прямо в Храме «явился конь со страшным всадником, …быстро несясь, он поразил Илиодора передними копытами». Илиодор, естественно, от такого удара сильно заболел. Так «Божественною силою он повергнут был безгласным и лишенным всякой надежды и спасения»{176}
. Некоторое время спустя благодаря мольбам иудейского первосвященника Онии царский посланец был излечен и прилюдно зарекся от дальнейших кощунств. Хорошая илллюстрация произошедшего находится на стене Ватиканского дворца[575].Выздоровел Илиодор, по-видимому, полностью, ибо по возвращении ко двору быстро организовал убийство царя Селевка (не желая объяснять, что же на самом деле случилось в Иерусалиме и помешало ему выполнить монаршее поручение), после чего на престол вступил брат покойного — Антиох IV Эпифан. Такого, очень эпизодического, изложения истории государства Селевкидов достаточно, чтобы сделать понятными некоторые особенности его внутриполитической жизни[576]
.