Однажды, когда я еще работала по своей медицинской линии, муж как-то невзначай спросил меня: не хочешь ли потрудиться с чужим паспортом? А я говорю: зачем мне чужой, у меня свой хороший. И больше мы никогда об этом не говорили. Муж был уверен во мне, знал, что пойду за ним. Сыну Юре, здесь родившемуся, исполнилось уже три года, а я пошла на подготовку. И учились мы долго.
— Даже дольше обычного. Так сложилось. Но зато постигала все премудрости, выучила несколько языков, без которых мне бы никуда.
— С преподавателем и сама. Читала книги английские. Смотрела телевизор целыми днями на английском, французском. И когда приехали туда, у меня уже была база и французского, и испанского. Поехали мы для начала отрабатывать свою биографическую легенду в страну с французским языком. Да и подучить его тоже.
— Да нет. Тогда не так уж. Если бы со мной что-то произошло, я бы сказала, что я русская.
— Да страшно в любой стране. Мы проходили подготовку как раз в той, которая была не совсем капиталистической, скорее социалистической. И нам надо было побыстрее пожениться. Везде на это — три месяца: подать заявление, ждать. А потом наш коллега подсказал: что вы здесь толчетесь, зачем вам терять эти три месяца, переезжайте в другое государство, и все будет сделано за три недели, даже за две. Мы так и сделали. И сразу в местной газете появилось объявление о том, что мистер такой-то и мадемуазель такая-то собрались связать себя узами брака.
— Меня Эрика, а мужа, допустим, Карл.
— Обошлось: у адвоката уже были двое наготове. Но тут вдруг нотариус нас и озадачил, спросил у мужа, как фамилия его матери. Произошло полусекундное замешательство, не больше, а адвокат заметил, говорит: мистер, не волнуйтесь, понимаю, что у вас сегодня такое событие, но успокойтесь, все идет нормально, мы все проходим через это. И муж сразу вспомнил. Но сам факт, что чужой человек заметил и произошла заминка, был неприятен. Это было, пожалуй, единственное, где мы чуть прокололись.
А еще пришлось привыкать к их жизни. Нас здесь учили одному — там часто бывало совершенно по-другому. Тут не надо нервничать, пороть горячку, надо привыкать к этому обыденному и каждодневному.
Я вроде бы привыкла, и вдруг полная ерунда. Помните, у нас были трудности с туалетной бумагой? И я, увидев в супермаркете огромные пачки, забила ими всю коляску. Муж мне сразу: «Ты что делаешь? Положи на место сейчас же!»
Но оставалось в нас все-таки немало советского. Мы привыкли экономить. И муж, отправляясь от фирмы, в которой работал, в командировку, взял себе на самолет билет в экономклассе. Хозяин узнал и тут же выразил недовольство.
— А вдруг конкуренты из других компаний подумают, будто наша фирма разоряется. Да, этому дома нас не учили. А вот как общаться с внезапно встретившимся за границей знакомым по институту или по работе, мы знали точно. Случай простой, однако всегда непредвиденный, неприятный. Вот и Виталия в аэропорту окликнул сокурсник. Муж «не услышал», поспешил уйти, а знакомец по МГИМО за ним: «Виталий, ты куда?» Догнал, и пришлось на французском убеждать приятеля, что тот ошибся. Убедил — не убедил, не знаю. Но, может, тот что-то понял и отстал.
— Знаете, как это было? Очень ранним московским утром нас провожали на самолет. Мы садились в машину, и больше для нас русского языка не существовало. Честное слово, говорю как перед иконой. Даже когда случались какие-то небольшие споры, ссоры, никогда не переходили на русский.