Алексей Максимович с болью в душе и тревогой в сердце наблюдал за убытием импровизированных воинских отрядов. Не на такую «силу» он рассчитывал, начиная борьбу с большевиками. Надежды возлагались на возвращавшиеся с фронта казаков и части, но они не оправдывались. Казаки, оставив фронт фактически по воле большевиков, не хотели воевать с ними. На заседании войскового правительства Каледин в канун своего отъезда в Ростов заявил:
– Я должен поделиться с вами некоторыми своими сомнениями относительно наших казачьих частей, идущих с фронта. Насколько раньше мы эти части ждали, настолько теперь они вызывают у нас тревогу и беспокойство относительно того, что они с собой принесут. Среди нас есть свидетели недостойного поведения казаков по отношению к присяге. Когда Ростов был занят большевиками, им было предложено присоединиться к войскам, верным Войсковому атаману. Но казаки, посоветовавшись между собой, отвергли это предложение. Они проследовали в Ростов и там разоружились.
Этот факт подтвердил прапорщик Примеров, который во время прибытия в Ростов казаков 17-го Донского полка с остатками 6-го пешего казачьего батальона полковника Потоцкого еще продолжали бой с большевиками в городе. Он рассказывал:
– В то время как мы вели бой, неся большие потери, прибывшие казаки, находясь в нескольких десятках шагов от нас, не помогли нам, а позорно разоружались. Это нельзя понимать иначе, как предательство казачьего братства! – возмущался прапорщик, чудом спасшийся от плена. По его бледным, осунувшимся небритым щекам текли слезы.
Каледин позволил присутствующим выслушать рассказ прапорщика до конца. В зале установилось тягостное молчание. Седые казаки – ветераны и более молодые представители казачьего сословия – все одинаково тяжело переживали случившееся. Войсковой атаман встал, поправил ремни, взял со стола папаху.