пушку часто заклинивало. Но если уж она стреляла, то стреляла хорошо. Нравилось
радиооборудование, удобная кабина. С другой стороны, шасси слабоваты… Но если уж
прямо говорить, эти самолеты не могли уже повлиять на ход войны.
— На ход войны не смогли повлиять даже Ме.210, — возразил флайт-лейтенант. — Но
само по себе использование трофейных самолетов — любопытная вещь. Итальянцы и
немцы действительно по-разному смотрели на технику.
— А меня изумляет, что «Девуатин» — по сути, устаревшая машина, — оказался таким
популярным и действенным, — сказала Брунгильда. — Хотя, конечно, мистер Гастингс
прав: повлиять на ход войны не могло уже ничто. Вся область Реджиа Калабрия просто
усеяна обломками «Девуатинов»…
— Словом, «Спитфайр» — лучшее из всего, что изобретено человечеством! — подытожил
Гастингс, улыбаясь.
— Я выбираю «Бульдог», — парировала Брунгильда. — По крайней мере, на время
«английского сезона». А вы, вахмистр?
— Я? — Герман Вольф улыбнулся. — А я, пожалуй, возьму Ме.210. Средства позволяют,
знаете ли. До встречи в небе, друзья!
91. Единственный реактивный
Змей Горыныч, казалось, готов был замурлыкать от удовольствия.
— Что это такое с нашим драконом? — удивился товарищ младший лейтенант Вася.
Уилберфорс Гастингс пожал плечами с истинно английским хладнокровием:
— Просто полетал с ним наперегонки. Он — на собственной тяге, а я — на реактивной.
— На чем это? — насупился Вася. — Перешли на немецкую технику, сэр?
— Вовсе нет, — флайт-лейтенант усмехнулся. — Изволил летать на единственном
реактивном самолете союзников, который успел повоевать во Второй Мировой, — на
«Метеоре».
— Вы имеете в виду долгострой фирмы «Глостер»? — уточнил Вася. — Да, самолет…
ничего так себе.
— Испытываете зависть? — прищурился Гастингс.
— А вы испытываете злорадство, сэр?
— Дети мои, не ссорьтесь, — вступил дракон. — Лучше порадуйтесь за вашего друга,
старину Горыныча. Давно я не получал такого удовольствия. А вообще отчасти я согласен
с Васей: дивно, что совершенно второстепенная фирма «Глостер» ухитрилась создать этот
шедевр.
— Так уж и «шедевр», — фыркнул Вася.
— Смелость новаторской мысли — вот что прекрасно в человеке, — возразил Змей
Горыныч. — Британец Фрэнк Уиттл занялся исследованиями в области турбореактивных
двигателей еще до войны. Симпатичный человек, бывший летчик. Основал собственную
компанию «Пауэр джетс», о которой сейчас уже никто не помнит. Однако результатом
трехлетней работы стал работающий на стенде двигатель. И с этой штукой Уиттл явился в
конструкторское бюро фирмы «Глостер», поскольку явно не тянул создание собственно
самолета.
— Какой год? — уточнил Вася.
— Тридцать девятый. — Дракон посмотрел на Гастингса.
Тот кивнул:
— Точно. Идеи Уиттла заинтересовали главного конструктора «Глостер эйркрафт»
Джорджа Картера. Он собрал группу коллег, и те отправились глядеть на чудо работы
Уиттла. Выглядело, конечно, здорово… В общем, Картер взялся за работу.
— А ведь таких двигателей еще ни у кого не было, — вмешался Вася. — Разве что у
немцев. Но вряд ли англичане знали немецкие разработки.
— Что было известно английской разведке и что ей известно не было — это тайна даже
для самой английской разведки, — многозначительно высказался Уилберфорс Гастингс.
Дракон рассмеялся, рассыпая вокруг себя искры.
— Мне решительно нравится английская манера компоновать вокруг себя пространство,
— заметил Горыныч. — Это, кстати, касается и самолетов. Ведь что такое самолет?
Особым образом скомпонованное пространство, снабженное двигателем и крыльями…
Так или иначе, а третьего февраля сорокового года Картер создал первые варианты нового
самолета и подписал контракт с министерством авиации.
— И после этого они еще четыре года возились! — воскликнул Вася.
— Приходилось решать одновременно слишком много задач, — вступился за англичан
Горыныч. — Все-таки шла война…
— Так или иначе, — продолжал Гастингс, — экспериментальный самолет задумывался
изначально как скоростной истребитель-перехватчик. Его называли «Пионер».
— Пионер — всем ребятам пример, — не удержался Вася.
Гастингс поднял бровь:
— Отчасти, конечно, это так: пионер — пример... В начале сорок первого этот самолет
был построен на одном из филиалов авиазавода. Цельнометаллический моноплан с
трехколесным шасси. Пятнадцатого мая взлетел. Двигатель на нем стоял маломощный, и
все-таки он давал более четырехсот восьмидесяти километров в час. Так что
перспективность реактивной тяги оказалась налицо.
— И что помешало запустить его в серию? — спросил Вася. — Странно все-таки: то
устаревшие бипланы, вроде «Суордфиша» или У-2, летают всю войну на страх врагу, а то
принципиально новые самолеты оказываются недостаточно новыми…
— Для начала, «Пионер» не смог стать истребителем. Тяга одного двигателя оказалась
слишком мала для того, чтобы поднять самолет с грузом вооружения и военного
оборудования. То есть приходилось переходить на двухмоторную компоновку. Моторы,
кстати, были весьма капризны — как все новое. В общем, остановились на идее тяжелого
истребителя-перехватчика. Вооружение — шесть двадцатимиллиметровых пушек. Два