уменьшить количество стоек и растяжек. Профиль крыла значительно полнее. Фюзеляж
короче и толще. Два двухсотсильных мотора. И совершенно оригинальное шасси — два
огромных колеса, смонтированные на особых подвесках, минуя лишние стойки и стяжки.
Эти стойки и стяжки перетянули всего «Муромца» и сделали его неудобоваримым, если
можно так выразиться! Мы же избавились от этих недостатков.
— Как назовете корабль? — осведомился великий князь Александр Михайлович.
Слесарев ему нравился. Он организовал в Москве кружок авиаконструкторов, энергично
добивался признания, везде размещал свою рекламу и, главное, считал своим основным
советником и покровителем великого князя.
— Я предлагаю дать новому русскому чудо-богатырю имя «Святогор»! — сказал
Александр Михайлович. — Теперь надлежит испытать его в полете.
Слесарев вынужден был просить Шидловского прислать опытного летчика, летавшего и
ранее на тяжелых аэропланах.
Прибыл штабс-капитан Горшков.
К тому времени он имел уже десяток боевых вылетов.
Название «Святогор», судя по всему, никого не смущало. Хотя если вспомнить былины —
именно Святогор был настолько могучим богатырем, что даже шагу ступить не смог,
ушел в землю. Зато Илья Муромец по земле скакал так, словно летал, проделывал путь от
Мурома до Киева за считанные часы и бил Змеев — врагов Земли Русской...
...В кабину «Святогора» зашли Горшков, Слесарев, механик и моторист. Заработали
моторы. Штабс-капитан уверенно повел машину.
«Святогор» выкатился из ангара и побежал по аэродрому.
Сперва корабль шел против ветра. Аэродром закончился, а самолет все ехал и не взлетал.
Горшков развернул аппарат по ветру и снова повел его на взлет.
И снова «Святогор» не оторвался от земли.
Четыре раза пробовал Горшков поднять аппарат в воздух. Затем повернулся к Слесареву и
попросту объявил ему:
— Ваша корова не полетит. Позвольте на том откланяться.
Через день Горшков уже отбыл в Яблонну.
30. Эскадра: «Муромец» штабс-капитана
Озерского
— Вы отдаете себе отчет, господин Бродович, что в настоящий, весьма острый момент
ваша отставка из Эскадры и откомандирование в легкую авиацию создаст затруднения? —
Командир Эскадры тяжелых бомбардировщиков — «Муромцев» — генерал Шидловский
говорил медленно, словно старательно подбирал слова, на ходу заменяя слишком
откровенные выражения более сглаженными.
— До сих пор я доказывал мое старание, — отвечал штабс-капитан Бродович. — Кажется,
нет причин подозревать меня в...
— Вас никто не подозревает «в»! — резко перебил Шидловский. — Кем вас заменить, вот
вопрос?
— Могу предложить поручика Озерского, — сказал Бродович. — Недавно окончил
Гатчинскую авиашколу. На «Муромце» уже летал — буквально со второго полета
самостоятельно. Прекрасно управляет кораблем.
— Я отстраняю вас от командования кораблем как не справившегося со своими
обязанностями, — устало произнес Шидловский. — Можете идти. Желаю успехов на
ином поприще.
Причин перехода Бродовича в малую авиацию из Эскадры могло быть несколько, но
главной из них оставалась карьерная: великий князь Александр Михайлович, которому
была подчинена российская авиация, упорно не жаловал большие корабли Сикорского.
Впрочем, летчики «Муромцев» не допытывались до побуждений Бродовича. Озерский не
просто «заменил» его — он был как будто предназначен для полетов на тяжелом
бомбардировщике.
Первый полет в качестве командира корабля.
Дмитрий Алексеевич Озерский смотрел, как грузят на борт бомбы: пять пудовых,
осколочные, в последний раз проверяют пулеметы. Фотооборудование уже установлено.
Осталось залить бензин и масло на три часа полета.
Второй «Муромец» — под командованием поручика Башко — заправлялся поблизости.
Это был знаменитый «Илья Муромец Киевский» — на нем за три недели до войны
строитель русских «богатырей» Игорь Сикорский со своими соратниками и
единомышленниками летал из Киева в Петербург. Теперь «Киевский» воевал, как и все
остальные.
Озерский не сомневался: в бою он не уронит чести «Муромца».
Вместе с Башко он вылетал бомбить. Воздушные «богатыри» двинулись к Демблину и там
обнаружили на станции скопление противника и поезда. С высоты свыше двух верст
сбросили несколько бомб, а затем открыли пулеметный огонь.
Сверху видно было, как станцию заволокло дымом взрывов. Это зрелище — если
отвлечься от того, что оно означало смерть для десятков людей, — было завораживающе-
красивым. У Озерского, наблюдавшего сверху через люк, захватывало дыхание. Такого
восторга он не испытывал еще никогда в жизни.
На Висле видно было, как противник навел переправу. «Муромцы» сделали заход и
сбросили бомбы, затем, описав широкий круг, вернулись, чтобы завершить дело —
сфотографировать результаты бомбежки и саму переправу. Таково непременное
требование штаба. Отдельные фотоснимки потом склеиваются в большую панораму.
Озерский видел отдельные облачка дыма, рвущиеся на земле. Это были не плывущие