Легенды авиаторов. Исторические рассказы

отправили на аэродром в Эскадру.

— Ну что, Митя, ты пока один остаешься на хозяйстве, — сказал Озерскому Башко перед

тем, как его перевезли в госпиталь.

8 июля 1915 года, район города Холм

— Я до них доберусь! — обещал Озерский . Его недавно повысили до штабс-капитана.

Башко все еще находился в госпитале — также повышенный в звании, да еще с Георгием

за доблесть.

Озерскому не давала покоя мысль о немецких истребителях, уничтоживших «Киевский».

— Не подведем, ваше благородие! — обещали стрелки. Лететь с Озерским они, честно

говоря, втайне побаивались: больно уж лихой.

Озерский нарочно взял на корабль шесть пулеметов и двух добавочных стрелков. Он

летел не бомбить, а сбивать самолеты.

— Они у меня выскочат из гнезда, — скрипел он зубами. — Я им перцу-то на хвост

насыплю!

Немецкий аэродром был обнаружен благодаря фотосъемке с воздуха — возле местечка

Янув. Озерский сбросил туда несколько бомб и приготовился встретить истребителей, но

немцы никак не отреагировали на вызов.

Озерский вернулся ни с чем.

Август 1915 года, район станции Барановичи

— Сбить «Муромца» в открытом воздушном бою представляется мало вероятным, —

докладывали немецкие асы.

— Но вам удалось заставить один из них сесть, — напомнил им штабной офицер. Он по-

прежнему сиял и внушал уверенность в победе.

— У нас нет достоверных сведений о гибели этого корабля, — был ответ. — Возможно,

он скоро снова поднимется в воздух. Второй продолжает полеты. Предлагаем усилить

зенитную артиллерию. Это безопаснее и эффективнее.

— Наблюдения показали, что большой самолет пролетает над линией фронта

приблизительно всегда в одном и том же месте. Представляется целесообразным

сосредоточить орудия именно там.

Озерский действительно предпочитал знакомый маршрут. Он совершал разведывательные

рейды в глубокий тыл врага и оставался в воздухе до шести часов, а возвращался уже «на

автомате».

Неожиданно с земли по «Муромцу» ударили орудия.

— Снижаемся! — крикнул Озерский. — Бьем из всех пулеметов!

Гигантский аппарат буквально навис над немецкими артиллеристами и открыл огонь из

трех пулеметов. Несколько человек упали, другие побежали в укрытие. Пролетев совсем

низко над немецкой позицией, Озерский поднял «Муромца» на высоту в две версты и

благополучно вернулся на аэродром.

— Они думали, я удирать стану! — смеялся Озерский вечером, над кружкой с кофе. — А

мы снизились и дунули на них из пулеметов. Такого гороха им насыпали — бежали,

потеряв штаны!

2 ноября 1915 года, район станции Барановичи

Новый аэродром Эскадры находился в районе города Слуцка.

Русские оставили Брест-Литовский. Эскадра двинулась вслед за войсками. У Озерского

выдалась передышка в боевой работе, и он занялся чисткой моторов.

Эскадра переезжала, как «большая барыня» — с мастерскими, палатками-ангарами,

боеприпасами, с метеорологической станцией и фотолабораторией. Прошел месяц

прежде, чем Озерский снова поднялся в воздух.

— Наши цели — железнодорожные станции! — коротко сказал Озерский экипажу. —

Разделаем под орех. У немцев там скопились эшелоны, много людей и грузов.

Озерский вспоминал о том восторге, который испытал при своей первой бомбежке. Но

воспоминания эти приходили только на земле, во время отдыха. Сейчас все стало иначе:

работа, только работа. Попал бомбой — сделал работу. Промазал — не сделал работу,

нужно вернуться и исправить.

Немцы больше не высылали истребителей. Слишком дорого давались немецким асам

«Муромцы». Били артиллерией.

«Муромец» Озерского каждый раз возвращался с пробоинами. К счастью, этот самолет

быстро можно было починить и поставить в строй.

— Попали, ваше благородие! — услышал Озерский уже привычное.

Самолет толкнуло: правда, попали. Второй толчок, третий. Плохо дело. Озерский уже

сбросил восемь бомб на станцию Барановичи. Сквозь дым он видел неразбериху,

поднявшуюся на железнодорожных путях, опрокинутые вагоны, бегущие фигурки людей.

Он повернул самолет обратно и сразу почувствовал, что аппарат слушается плохо. С

тугим управлением — настолько тугим, что ноги сводило судорогой, — справились еще в

прошлом году. Тут происходило что-то иное, похуже.

Озерский осторожничал: сделал огромный круг, разворачивая самолет почти без крена.

Что-то не так было с «Муромцем», и командир корабля ощущал неполадку так, словно

сбоило его собственное сердце.

Линия фронта была уже близко. Скоро аэродром. «Муромец» начал снижение.

И вдруг корабль клюнул носом и перешел в плоский штопор.

Корабль врезался в землю возле местечка Прилуки.

С аэродрома видели падение. Но когда к «Муромцу» Озерского подбежали люди, все

было уже кончено: весь экипаж и самолет погибли.

— Фотографируй, — приказал Наумов начальнику фотолаборатории. — Пусть останется

в памяти.

В Эскадре так было заведено: каждое значимое событие, награждение ли, ранение ли,

поломка ли корабля — все запечатлевалось на фотопластинах. Остался снимок и

погибшего «Муромца» Озерского.

Шестнадцатый, вслед за «Киевским», разобрали и отправили в Петроград.