Легенды Белого дела

В 1917-м красный цвет в России смело можно было называть «цветом года» — он буквально заполонил собой все города и веси сразу же после свержения монархии. К осени он был уже привычным и, в общем, банальным символом новых ценностей — революции, свободы, равенства, братства, и использовали его как противники войны до победного конца, так и ее сторонники. С августа 1917-го красный начали понемногу монополизировать большевики — недаром их отряды назывались Красной гвардией, а с января 1918-го Красной армией. Поэтому в боевых действиях Гражданской противникам большевиков, пусть даже и не монархистам по убеждениям, очень быстро понадобился новый, принципиально иной маркер. Им и стал белый цвет. По легенде, первыми белые повязки на рукава надели московские студенты — участники уличных боев конца октября — начала ноября 1917-го. Надели просто для того, чтобы отличать своих от чужих. Так и появились первые «белые» (хотя сами себя они так никогда не называли). Противопоставление «белые — красные» в силу своего удобства стало очень устойчивым, хотя на деле понятие «белые» оказалось чрезвычайно широким и трактовалось как угодно, вплоть до появления в политических словарях «белополяков», «белофиннов» и «белокитайцев»…

…Сначала в полку, а затем и во всей маленькой армии Сергей Леонидович быстро приобрел огромную популярность. Те самые люди, которые еще вчера считали его надменным и грубым штабистом, теперь боготворили его за энергичность, распорядительность, беззаветную храбрость, простоту в общении. В походе Сергей Леонидович, как правило, передвигался верхом на невысокой лошади. Казалось, он ни минуты не находится на месте, все видит и в курсе всех событий. Одет Марков был в подбитую ватой серую куртку до колен, на которую были нашиты серебряные погоны Генерального штаба генерал-лейтенанта, и высокую белую папаху, сильно пожелтевшую от времени. Эта папаха по праву считалась одним из символов похода. К гимнастерке генерала был крепко пришит орден Святого Георгия 4-й степени. Личным оружием Маркова был револьвер. Через плечо генерала обычно висела плеть, которую он частенько пускал в ход, если нужно было «подбодрить» заробевших. Но за такой непримиримый подход к шкурникам его скорее уважали и любили.

Любили Маркова и за его хладнокровный юмор. Вот картинка одного из боев Ледяного похода:

«Перебежками с болтающейся на ремешке через плечо плеткой генерал Марков добрался до передовой цепи, держа в руке свою белую папаху. Не обращая внимания на стрельбу со стороны противника, он обычным бодрым голосом спросил радостно встретивших его офицеров:

— Жарко?

— Жара, Ваше Превосходительство! Патронов нет! — сразу ответило несколько голосов.

— Вот нашли чем успокоить! В обозе их также нет. По сколько? — также весело спросил он.

— Десять — пятнадцать — двадцать… — вразнобой ответили ему.

— Ну, это еще неплохо. Вот если останутся одни штыки, то будет хуже»[91].

Другие случаи, казалось, могли вызвать в офицерской среде отторжение Маркова. Например такой: после жаркого боя офицеры сели поиграть в карты на деньги. Вошедший Марков «подходит к столу, сгребает в одну кучу лежащие на нем серебряные монеты и… приказывает одному из офицеров отнести эту „военную добычу“ генералу Алексееву, пояснив:

— Так как вы не нашли для денег лучшего применения.

Нравоучений не было никаких, и, не сказав больше ни слова, генерал Марков вышел. <…> У всех один восторг им, даже у любителей карточной игры»[92]. Конечно, такое подчиненные могли простить лишь по-настоящему любимому командиру.

К пленным красным Сергей Леонидович был беспощаден, без всякой жалости отправляя их в «третью роту» (этот эвфемизм у белых означал то же, что и «штаб Духонина» у красных, то есть расстрел). Особенно это касалось мобилизованных офицеров, некоторые из которых в начале 1918 года даже не снимали погон:

«На площади к генералу Маркову подвели пленных артиллеристов, среди них командир батареи. Офицеры видят, что генерал Марков вне себя от гнева, и слышат возбужденный его голос:

— Ты не капитан! Расстрелять!

Но подъехал генерал Корнилов:

— Сергей Леонидович! Офицер не может быть расстрелян без суда.

— Предать суду!»[93]

Первопоходник лейтенант Б. Я. Ильвов 1-й запомнил, что на его сомнения, что делать с захваченными 85 пленными, Марков ответил: «Странный вопрос», и пленные были расстреляны. В дальнейшем к Маркову даже не обращались с вопросами наподобие «Что делать с пленными?», а священнику, который просил о помиловании «заблудших», генерал резко ответил: «Ступайте, батюшка, здесь вам нечего делать»[94].