Айсун шикнула на Азамата, который было направил острие своего кинжала на Полуночницу, и стражи медленно и явно нехотя отошли в сторону. Их полные ненависти взгляды еще долго прожигали дыры в наших спинах. Овчарка то и дело оборачивалась, скаля зубы.
– Это ж надо было попасть именно на их смену, – досадовала Полуночница.
– За что они тебя так не любят?
– А что, так заметно? – невесело усмехнулась она. – Отец Азамата и по совместительству сынок этой старой карги убивал людей и продавал любителям человечины свежайшую вырезку. Не все, знаешь ли, придерживаются договора с людьми и вегетарианской диеты.
– Ты убила его?..
– Поверь, если бы я это сделала, по нему никто не стал бы плакать. По нему, собственно, не горюет даже собственная семья. Тот еще пьяница и дебошир был. Как мозгов хватило, чтобы заманивать любителей палаточного туризма в свои сети, ума не приложу. Я арестовала его. Суд отправил его гнить в Морок-град на ближайшие пятьдесят лет.
– По твоим словам выходит, что семье стало только легче. Тогда почему они так злы на тебя?
– Он мразь, но все-таки родная кровь. И его позор лег на всю семью. У нас есть суд, Люмен, у нас есть своя полиция. Вот только некоторые семьи любят решать свои дела по старинке – по-тихому и не вынося сор из избы.
– А кто такие Пробудившиеся?
Полуночница вздохнула:
– Ты как дите малое, это что, а вон то… Давай ты будешь записывать вопросы и в конце дня задавать мне их скопом? Нет? Пробудившиеся – это жары, которые рождаются в семьях людей, такое бывает, что кровь просыпается через пару поколений. Лучше пока не трубить на каждом углу о твоих исключительных способностях.
Лифт действительно оказался лифтом – с серыми металлическими дверями и шахтой, вырубленной в камне. Полуночница ткнула пальцем в кнопку, и через минуту двери с тихим лязгом открылись, пропуская нас в кабину, куда могло бы уместиться человек пятнадцать.
Стены кабины опоясывала деревянная скамейка, на которую мы поторопились сесть. На электронном табло с сухими щелчками сменяли друг друга красные слова – «Оружейная», «Теплицы», «Библиотека». Лифт несся вниз плавно, но с достаточно большой скоростью, и уши закладывало так сильно, будто мы находились в кабине самолета, шедшего на крутую посадку. Собака забилась под скамью возле Полуночницы, но как бы овчарка ни скулила, огромная косматая голова под лавку не помещалась, и Полуночнице пришлось всю дорогу чесать животное между ушей, чтобы немного успокоить.
– Мне казалось, что тебе все равно, что о тебе подумают, – сказал я, порадовавшись, что пластыри Полуночницы были по-прежнему на мне, иначе бы меня точно стошнило.
– Мне и есть все равно. Но я бы как-то не хотела получить кинжалом под ребро или найти яд в своем стакане только потому, что у некоторых здесь очень своеобразные представления о семье и ее чести.
– И тамада хороший, и конкурсы интересные, – пробормотал я, гадая, когда же кабина наконец приземлится.
Путь занял еще две минуты, прежде чем лифт, на удивление мягко, остановился. Полуночница свистнула, и собака послушно вылезла из-под скамьи и гордо встала на три лапы, слегка поджимая четвертую.
Табло не солгало, и лифт высадил нас на Рыночной площади с пересохшим фонтаном посередине, который я сверху принял за церквушку, настолько он был огромен.
Скульптор запечатлел исполинскую птицу в момент пробуждения ото сна. Ее длинный хвост, похожий на павлиний, обвивал чашу фонтана, и роскошные крылья еще были сложены вдоль тела, но голова на неестественно длинной шее уже приподнялась над площадью, и полный шипастых утиных зубцов клюв раскрылся в мощном зевке. По-видимому, именно отсюда должна была бить вода. А с церковью я спутал птицу из-за огромного шпиля-рога между рубиновых глаз.
– Не пялься так, – шикнула Полуночница. – Внимание привлекаешь.
– Наверное, думают, что я сбежал из сумасшедшего дома, – изобразил смятение я, и рыжая наконец-то рассмеялась.
Выполнять просьбу не пялиться было сложно, потому что на Рыночной площади Фортов Сердец хотелось крутить головой, пока она не отвалится, но рассмотреть как можно больше деталей.
Торговые ряды расходились вокруг фонтана снежинкой, и без Полуночницы, которая уверенно выбирала повороты, блуждать здесь я мог бы долго, спотыкаясь о ящики с апельсинами и запутываясь в прозрачных занавесях.
Улицы были достаточно широкими, чтобы здесь могли разъехаться два автомобиля, но Полуночница объяснила, что передвижение по тайному городу на топливном транспорте или лошадях запрещалось. Никому не хотелось глотать выхлопы или наступить в конский навоз.
Поэтому мимо нас то и дело проносились жары на скейтбордах и велосипедах, хотя я ожидал увидеть метлы или, на худой конец, ковры-самолеты. Рыночная площадь плавно перетекла в узкую улочку, и уворачиваться от тех, кто спешил по своим делам, становилось все сложнее.