Легенды города 2000

Несмотря на весьма и весьма раннее время – часы на фортовой башне показывали семь утра, – жизнь била ключом. Владельцы кафетериев, лапшичных и пиццерий торопились распахнуть двери и ставни на окнах, выставить на треножниках меню на сегодня и начать истошно орать, зазывая прохожих в свои заведения. Окна здесь не стеклили, предпочитая использовать крепкие ставни, и для скорости некоторые лавочники выпрыгивали наружу не через двери, а через окна. Пахло свежей сдобой, вялеными томатами и зеленым чаем, и мой желудок все громче и громче протестующе урчал, требуя купить шашлычок на палочке у вон той женщины в клетчатом фартуке или паровых пельменей у юркой азиатской девочки. Впрочем, от покупки меня удерживало то, что я все еще не знал, какое именно мясо предпочитали в пищу местные. Какую валюту они используют, и как вообще функционирует их экономика? По сколько часов они спят, раз у них в сутках сорок восемь часов?

– Только на этой неделе, только на этой неделе! – надрывался загорелый курчавый мужчина с внушительным золотым кольцом в ухе. Он стоял у столика, заставленного порошковыми специями, такими пахучими, что всякий, кто проходил мимо, оглушительно чихал. – Караван Миклоша привез вам лучшие яства и лучшие ткани, налетайте! Пусть соседи лопаются от зависти, что не успели ничего купить!

– Этому горе-маркетологу уже кто-нибудь говорил, что он опоздал с этими кричалками лет на двести? – поинтересовался я, отскакивая с пути тележки, которая чуть было не проехалась мне прямо по ногам. Ее толкала перед собой маленькая китайская старушка. Тележкой, на самом деле, эту конструкцию можно было назвать с большой натяжкой. Мастерица скрепила между собой при помощи скотча и изоленты несколько металлических бидонов, присобачила ручку, оторванную от детской коляски, и привинтила колеса, найденные, скорее всего, на той же свалке, что и все остальное. На поясе у китаянки висели целлофановые мешочки с чаем, ловко привязанные к ремню, а шею украшали бусы из пакетиков растворимого кофе. Точь-в-точь таких китаянок, продающих лоточникам из бидонов кипяток, лапшу, чай и кофе я часто встречал на рынках Владивостока в детстве.

– Это традиции, – пожала плечами Полуночница, помахав кому-то, – даже если он ничего не продаст, для него главное процесс и то, что он носит гордое звание торговца из каравана. Когда-то, когда у нашего народа были более трудные времена, эти караваны рисковали жизнями, чтобы отнести весточку из одного лагеря жаров в другой.

– Кажется, понятия гордости и чести не утратили для вас смысла?

Я с интересом наблюдал, как рыжая бросила торговцу пару монет из кошелька на поясе и присела на корточки, чтобы закрепить поводок на ошейнике смирно сидевшей собаки. Меня она бы так не слушалась. «Монеты определенно золотые и не из нашего мира», – успел подумать я.

– Так-то лучше, – Полуночница встала, обмотала красный шнур вокруг запястья и двинулась дальше. У овчарки на предмет хомута явно было свое мнение, и собака то и дело пыталась ухватиться зубами за шнур, тянувший ее сквозь толпу. – Не могу сказать, что костры и проруби человеческой инквизиции смогли пережить сплошь честные да хорошие, однако в условиях геноцида совесть – не худший ориентир, за который можно уцепиться, ты так не считаешь?

Я предпочел промолчать.

Детские игрушки, овощи, фрукты, рыба, чай – это уже было мне знакомо, и я обращал свое внимание лишь на тех, кто их продавал или покупал. На вид они ничем не отличались от людей: ни ростом, ни количеством голов, рук или ног. Но я еще помнил, как быстро Полуночница могла регенерировать.

Жары ели то же самое, что и люди, и одежду носили идентичную – на одном мужчине я даже увидел синюю футболку со знаком Супермена. Один парень прислонился к стене между магазинчиком, где торговали стеклянными шариками, и лавкой с рисовым печеньем, и играл на скрипке, заглядывая в лицо каждой проходившей мимо девушке. В кепке у его ног денег собралось уже прилично – рублей, американских долларов, йен, вон, юаней и монет, мне неизвестных. Я чуть не расхохотался, осознав, что он играет тему из «Шерлока» от «Би-би-си».

– Все ищешь копыта, раздвоенные языки и остроконечные уши? – Полуночница усмехнулась и почти сразу же зевнула. – Еще насмотришься на это, парень. Просто не в этом квартале.

– Пока не поем и не посплю, смотреть на что-либо отказываюсь, – парировал я.