– Перестань меня трясти, у меня так голова оторвется, – зрение постепенно начало возвращаться. – У меня было видение. Как ваши маги Шестикруга приносят клятву.
– Ты что-нибудь еще видел о магах Шестикруга? – Светлов внимательно вглядывался мне в лицо.
– Нет, – солгал я.
Глава 6. ПЛЫТЬ НА СВЕТ МАЯКА
Чтобы попасть к Токаревскому маяку, сначала следовало проехать по извилистой узкой дороге, на которой едва-едва разъезжались две машины, а в дождливый день и подавно было страшно ехать. С одной стороны проезда тянулась щербатая опорная стена, а с другой открывалась масштабная морская панорама. Маяк на самом кончике языка насыпной косы, яхты на волнах и редкие ныряльщики, которые охотились за гребешком. Вдалеке из тумана выступало мутное облако Русского острова. Дожди обильно поливали его, и то тут, то там виднелись верхушки деревьев, которые зазеленели в этом году гораздо позже обычного.
Съезд к маяку уже успели перегородить бетонными блоками. На один из них взобрался мужчина средних лет в аккуратно подогнанной полицейской форме. Он говорил что-то в рацию, поглядывая то на толпу шушукавшихся на нескольких языках зевак, то вдаль, в сторону маяка. Я напряг зрение и разглядел внизу несколько полицейских машин.
Это было мое первое дело.
До этого весь месяц Полуночница заставляла меня много есть, спать и тренироваться. Я немного набрал вес и практически избавился от последствий приема лекарств. Впрочем, как я уже знал по своему опыту, здоровье в отправную точку мне уже было не вернуть.
Жаль, боевые искусства нельзя было загрузить в мозг, как в «Матрице». Вместо этого я каждый день вставал в шесть, пробегал пару километров, принимал душ, посещал лекции в Кадетском Корпусе, а потом до самой ночи тренировался в спортзале и в местечке, которое Полуночница ласково называла «додзё». Додзё располагалось в самом неожиданном для меня месте: это была крыша дома номер семнадцать на улице Алеутской, одного из двух зданий комплекса Серой лошади. Эта крыша была целью многих руферов города, не зря же этот памятник архитектуры некоторые старожилы называли первым небоскребом Владивостока. В нем насчитывалось всего семь этажей, но для конца тридцатых годов, когда в городе не строили зданий выше четырех, этот дом был внушительным и заметным.
– Здесь красиво, – сказал я, разглядывая крыши окрестных зданий. Большие статуи красноармейца, летчицы, колхозницы и шахтера, поборники социализма, украшавшие крышу дома номер семнадцать, окаменевшими глазами наблюдали за двадцать первым веком айфонов, ютуба и треков Моргенштерна.
Для простых смертных проход на крышу Серой лошади был закрыт, но я был бы впечатлен и рад увидеть город из этой точки больше, если бы не нервничал насчет первой тренировки. – Нас же по-любому прекрасно видно из окон администрации края, да?
– Им никакого дела до нас нет. А само здание… Воплощение утопии в архитектуре, – пожала плечами Полуночница и тряхнула рыжими волосами, всем своим видом олицетворяя скептицизм. – Довольно символично было строить такие красивые дома тогда, когда людям жилось так плохо. Ты вообще знаешь, что при строительстве использовались надгробные плиты Покровского кладбища?
Покатая, украшенная арками и статуями, старая крыша была отличным местом для тренировок. Помня, что в любую секунду любое мое движение может кончиться тем, что неплотно уложенный зеленый профнастил под ногами разойдется или провалится, я учился балансировать и никогда не задерживаться на одной точке крыши надолго.
– Хороший страж, – говорила Полуночница, лениво раскручивая в пальцах боевой шест, – должен уметь владеть своим телом на все сто.
Она запретила мне обедать с ножом и приближаться к любым режущим предметам, пока я не поставлю ей хоть один синяк. Я даже побриться не мог. Шест складывался до размеров обычной палки толщиной с запястье, но когда он обрушивался на мои ноги, плечи или спину, он расцвечивал их синюшными кровоподтеками.
Бензиновые испарения от машин развеивались в воздухе, не достигая крыши, но когда я принимал душ после тренировок, с моих волос и тела текла черная вода.
Полицейский заметил нас и сделал знак своим подчиненным. Те быстро отогнали толпу китайских туристов и местных жителей в сторону. Полуночница щелкнула пальцами, и я ощутил знакомое покалывание вдоль позвоночника. В желудке заурчало, а голова стала такой неосязаемой, как бывает, если чересчур резко встаешь с дивана и вся кровь приливает к мозгу. Через секунду неприятное ощущение исчезло – машина проехала прямо сквозь блокпост.
– Ты как? – Полуночница стерла с приборной панели невидимые пылинки и в сотый раз поправила болванчика-бэтмена. – Все еще мутит от магии?
– Мне кажется, я никогда не привыкну, – пожаловался я. Несмотря на то, что мне выдали черную с золотом рубашку, я чувствовал себя чужим среди жаров. Хотя бы потому, что испытывал адский голод, стоило мне почуять биение магии в чужом теле.
Дорога резко уходила вниз, петляла, и Полуночница раздраженно цокала языком каждый раз, когда машина подпрыгивала на кочках.