завсегда правда просвечивает дорогим самоцветом-
камешком. Без нее, без правды, и выдумка-сказка не
живуча. В этой сказке за вымыслом тоже правда
кроется. Правда о том, как умные смелые псы от
злого хана-басурмана на службу к русскому парень-
ку-зверолову перешли. И помогали отроку не только
зверя добывать, но и очищать родную землю от вра-
жьей нечисти.
За ратью Батыевой, что на Русь грозным оболоком
двигалась, бежали псы ордынские, твари злые и свар-
ливые, до русских людей злобные. Привадили их за-
воеватели на славян нападать, бежавших пленников
настигать и терзать. А за кибиткой хана Бурундая,
что особо от Батыя шел на земли суздальские, ехал
ханский ловчий Гуннхан, зверолов и наездник лихой.
Под ним конь крепкий да выносливый, при седле лук
тугой да колчан со стрелами, а у правой ноги копье
боевое жалом в небо поглядывало. И бежали слева его
коня две собаки, как песок пустыни, желтые, словно
волки, высокопередые, с глазами раскосыми, крова-
выми. Тех псов невиданных получил хан Бурундай в
дар от владыки всех гор поднебесных, что сверкали
вершинами на самом краю монгольской земли. Были
они умны, бесстрашны и смекалисты, и не зря одну
собаку звали Халзан, что обозначало Орел, а другую
Гюрза-змея. Они выгоняли под копье Гуннхана свире-
пых барсов и кабанов, заганивали и душили матерых
волков, но, в отличие от других монгольских собак,
никогда не трогали человека. И тщетно ловчий Гунн-
хан в угоду своему хану старался пробудить в них
злобу жестокую к людям, которых ордынцы пришли
покорять.
Словно тайный голос удерживал Халзана и Гюрзу
от нападения на русских людей. И вот теперь на зем-
ле Руси басурманы-воины смеялись над ханскими
собаками:
— Испортились собаки! Любого зверя берут, собак
наших 'душат, а уруса в овчине боятся!
По указке хана ловчий Гуннхан стал собак очень
худо кормить и голодных напускал на русских людей.
Но исхудавшие от голода Халзан и Гюрза отказыва-
лись нападать на людей. Неведомое врожденное бла-
городство не позволяло псам опозорить себя нападе-
нием на человека. А хан Бурундай и его ловчий не по-
нимали поведения собак и настойчиво изнуряли их
голодом.
После одной битвы с русскими задумал хан Бу-
рундай устроить пир для своих знатных воинов. Для
ханского котла дичина понадобилась. И задрожала
под копытами ордынских коней приволжская земля.
Сам Бурундай с оравой охотников за добычей выехал,
скакал по перелескам и крепям, выскакивал на опуш-
ки, топтал озимые поля. Халзан и Гюрза, худые до
ужаса и страшные своей силой и смелостью, по сто-
ронам рыскали, чутьем и смекалкой в звериных сле-
дах разбирались. За ними ловчий Гуннхан с трудом
на коне поспевал. Вот прихватили псы свежий олений
следок, через болота да чащобы зверя с подвываньем
погнали и с глаз и со слуха ушли.
Долго басурманы по лесу метались, к шумам лес-
ным прислушивались, к следам звериным пригляды-
вались. Но по лесам да болотам скакать на коне не
так-то привольно, как по полям да степям. И вернул-
ся хан Бурундай со всей свитой к своим шатрам без
добычи. А ловчий Гуннхан волей-неволей остался, из
конца в конец по лесу метался, прислушивался, при-
нюхивался и после долгой скачки по крепям да до-
лам разыскал собак у крутояра широкой реки. Синей
сталью просвечивала она сквозь вековой сосняк, не-
удержимая и полноводная от осенних дождей. Рус-
ский отрок, склонясь над поваленным оленем, искус-
но работал ножом, свежуя добычу. А поодаль Халзан
и Гюрза лежали, голодными глазами подачки ждали,
от голода и холода вздрагивали. Тут Гуннхан подска-
кал, рысьими глазами нацелился и пролаял визгливо:
— Мои собаки — моя добыча!
И с того визга басурманского осыпался с деревьев
первый снег-пороша, притихли пичужки и зверушки
лесные. Но не испугался паренек в полушубке овечь-
ем:
— Мой зверь! — спокойно ответил отрок. Ногой на
голову оленя наступил, выдернул из оленьего горла
стрелу окровавленную и ордынцу ее показал. И все
деревья кругом согласно кивнули мохнатыми верши-
нами. Долго молча с ненавистью глядел Гуннхан на
русского охотника, что добычу у басурмана-воина ос-
мелился оспаривать. Но глазом не моргнул отрок. Мол-
ча и ловко вспорол оленью тушу, достал сердце с пе-
ченью и собакам пополам разделил. Но не успели Хал-
зан с Гюрзой проглотить добычу, как их свирепый хо-
зяин взвизгнул яростно:
— Мои собаки — моя добыча!
И зверски ударил собак своей плеткой-нагайкой.
С воем и рычанием собаки отпрянули в сторону, а
Гуннхан бешеным конем на зверолова наступал. Но
всего-то на три шага отступил паренек, а стрела его
сама собой в тетиву уперлась, и лук тугой напружи-
нился. И придержал тут Гуннхан своего коня. По тому,
как, не дрогнув, жало стрелы в глаза ему глянуло,
понял воин бывалый, что не промахнется этот урус, не
спасут его от русской стрелы ни конь, ни копье, ни
сабля острая. И начал незаметно коня назад осажи-
вать, да так, словно бы сам конь, ярясь и храпя, от
отрока пятился. Тут паренек проворно пудовый кусок
от оленины отрубил и в торбочку свою положил. На
остальное рукой махнул:
— Вот теперь все твое!
И, не торопясь, но с осторожной оглядкой, с луком
и стрелой наготове, скрылся в сосновом бору. Напрас-