Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

Он вскоре снова заснул, задремала и Лу, уставшая от переживаний и бессонной ночи. Я поборол искушение обнаружить трактир за первым же поворотом Дороги, и решил для безопасности уехать как можно дальше. Дорога, видимо почувствовав мое желание, повела нас через весьма странные места. К примеру, мы ехали через лес, листва на деревьях которого была ярко-синего цвета, затем петляли между полупрозрачными соляными холмами под светом трех тусклых солнц, затем катили по широкому хрустальному мосту, проброшенному над кипящим лавовым морем, а напоследок проехались под землей полутемным туннелем, пропахшим гномьим маслом и кислотой.

Этот туннель вывел нас в предгорье, где росли самые обычные карагачи и тополя, за которыми прятались почерневшие снежные бугры. Было по-весеннему сыро и прохладно, день клонился к закату. Проехав еще немного, я увидел каменное двухэтажное здание с черепичной крышей и вывеской, на которой яркими красками были намалеваны кровать, пивная кружка и большое блюдо с жареной курицей. Вывеска мне понравилась, и я решил, что уж здесь-то точно никаких атайцев не встречу. И не ошибся.

Хозяином постоялого двора оказался кряжистый рыжебородый гном с необъятным пивным пузом. Назвался он Кашем Борнитчеканкой. Лу, несколько осоловевшая спросонья, долго пялилась на него и на трех его помощников — тоже гномьего племени, таких же рыжебородых, как хозяин, но не столь необъятных в талии, как он, — то ли сыновей его, то ли племянников. Ведьму можно было понять: в Катае гномы большая редкость, хотя они и не считаются нежелательной расой, как эльфы. Видимо их всегда там водилось немного, а те, что там сейчас живут, предпочитают людям на глаза не показываться, тем более атайцам — мало ли что. Так что эти гномы были первыми, кого ведьме довелось увидеть в своей жизни.

Встретили нас приветливо и по высшему разряду: не спросив ни монетки денег — у гномов не принято брать предоплату за услуги — и не задав ни одного лишнего вопроса, нас окружили вниманием и заботой. Сонечку очень аккуратно перенесли в просторную комнату наверху, то же самое сделали и для Пу, только переносили его еще более осторожно, и комната его была на первом этаже.

Говорили тут не по-катайски, а, кажется, по-лутомски, впрочем, не зная лутомского, уверенности в этом у меня не было. Желая проверить, в нашем ли мы теперь мире находимся, я поинтересовался у хозяина примет ли он за постой чек Гномьего банка Ицкарона, и в ответ получил заверение, что такая оплата его вполне устроит. Видимо, мир все-таки наш, несмотря на снова поменявшееся время года. Уточнив текущую дату, я вначале даже растерялся: по словам господина Борнитчеканки, сегодня было двадцать четвертое апреля 3170 года, что вполне соответствовало моему внутреннему календарю, но ведь из Катая-то мы уехали в середине июля! Как, простите, это понимать?

Пока я переваривал полученную информацию, ведьма времени не теряла: спросив горячей воды, чистые полотна и дощечки, чтобы соорудить для песца нормальные шины и как следует сложить его переломанные кости, она удалилась в его комнату, откуда вскоре послышались приглушенные крики бывшего катайского бога. Меня же вначале проводили в настоящую гномью баньку[75], забрав грязную одежду для стирки и выдав мне просторный махровый халат, а после угостили шикарным ужином: запеченной на углях бараниной, тушеными в сметане белыми грибами, отварными клецками и медовухой местного варения. Чуть позже мне компанию составила уставшая Лу, тоже побывавшая в бане и облаченная в такой же, как и у меня халат. Вначале ела ведьма мало и без аппетита, спросив себе на ужин пресного вареного риса и чистой воды; затем, попробовав по моему совету медовуху, заказала себе тушеного в сметане карпа, после — запеченных каштанов, а когда я отправлялся наверх в свою комнату спать, потребовала зажарить себе двух цыплят. Ну а что, магичка все-таки, все маги — обжоры и гурманы, если их не ограничивать в еде, а Лу накануне и сегодня много и разнообразно магичила.

4

— Догадываешься, зачем я пришел? — спросил я, усаживаясь на низкий трехногий табурет.

Гномы разместили Пу в комнате, не предназначенной для постояльцев — гостевые помещения располагались на втором этаже, а здесь, судя по всему, до нашего приезда проживал сам хозяин. Сделано это было не из-за недостатка помещений, а просто потому, что израненного песца решили не беспокоить подъемом по узкой винтовой лестнице. Потому и мебель была тут гномья — низкая, крепкая, основательная.

Выражение песячьей морды вмиг приобрело самое невинное выражение, но глаза его выдали — они забегали по сторонам, и в них появилось какое-то затравленное беспокойство.