Легенды о любви и дружбе

5. Токсарид. Выслушай же меня, почтеннейший, и посмотри, насколько мы, варвары, судим о хороших людях правильнее, чем вы. В Аргосе или Микенах, например, нельзя увидеть славной могилы Ореста или Пилада, а у нас вам покажут храм, посвященный им обоим, ибо они были соратниками. Им приносят жертвы, и они получают все прочие почести; а то, что они были не скифами, но чужестранцами, совсем не мешает нам считать их доблестными людьми.

Мы ведь не наводим справок, откуда родом прекрасные и доблестные люди, и не относимся к ним с пренебрежением, если они совершат какой-нибудь добрый поступок, не будучи нашими друзьями. Восхваляя их деяния, мы считаем таких людей своими близкими на основании их поступков. Более же всего в этих людях вызывает наше удивление и похвалу то, что они, по нашему мнению, являются наилучшими друзьями из всех людей и могут стать законодателями в делах о том, как нужно делить с друзьями превратности судьбы и как быть в почете у лучших скифов.

6. Наши предки написали на медной доске все то, что друзья претерпели оба вместе или один за другого, и пожертвовали ее в храм Ореста, издав закон, чтобы началом учения и воспитания служила эта доска: дети должны были заучивать то, что на ней написано. И вот — ребенок скорее позабудет имя отца, чем деяния Ореста и Пилада. Кроме того, все, что написано на медной доске, изображено было на храмовой ограде в картинах, созданных еще в древние времена: Орест, плывущий вместе со своим другом, затем его пленение, после того как корабль разбился об утесы, и приготовления к закланию Ореста. Тут же изображена Ифигения, готовая поразить жертву. Против этих картин, на другой стене, Орест нарисован уже освободившимся из оков и убивающим Фоанта и множество других скифов и, наконец, отплывающим вместе с Ифигенией и богиней. Вот скифы хватаются за плывущий уже корабль: они висят на руле, стараются взобраться на судно. Наконец, изображено, как скифы, ничего не добившись, плывут обратно к берегу, одни — покрытые ранами, другие — боясь их получить. Тут каждый может увидеть, какую привязанность выказывали друзья в схватке со скифами. Художник изобразил, как каждый из них, не заботясь об угрожающем ему неприятеле, отражает врагов, нападающих на товарища. Каждый бросается навстречу вражеским стрелам и готов умереть за друга, приняв своим телом направленный на другого удар.

7. Подобная привязанность, стойкость среди опасностей, верность и дружелюбие, истинная и крепкая любовь друг к другу не являются, как мы решили, простым человеческим свойством, но составляют достояние какого-то лучшего ума. Ведь большинство людей, пока во время плавания дует попутный ветер, сердятся на спутников, если они не разделяют с ними в полной мере удовольствий; когда же хотя немного подует противный ветер, они уходят, бросая своих друзей среди опасностей.

Итак, знай, что скифы ничего не признают выше дружбы, что каждый скиф сочтет наиболее достойным разделить с другом его труды и опасности; равным образом у нас считается самой тяжкой обидой, если тебя назовут изменником дружбе. Оттого мы и почитаем Ореста с Пиладом, отличавшихся этой скифской доблестью и заслуживших славу благодаря своей дружбе,— а дружбой мы более всего восхищаемся...

10. Впрочем, если хочешь, сделаем так: оставим в покое друзей, живших в старину, которых и мы и вы могли насчитать немало. Ведь в этом отношении вы, пожалуй, будете иметь над нами перевес, обладая большим числом достовернейших свидетелей — поэтов. Они прекрасными словами и стихами воспевают дружбу Ахилла и Патрокла, Тесея и Пирифоя и других. Лучше расскажем о друзьях, которых встречали мы сами: я — среди скифов, ты — среди эллинов, и опишем их дела. Кто из нас приведет в пример лучших друзей, тот и возьмет верх и будет объявлен победителем в самом прекрасном и священном состязании...

19. Мнесипп. Теперь послушай, Токсарид, про Эвтидика, халкидца. Рассказывал мне о нем Симил, мегарский корабельщик, и клялся, что сам был очевидцем его подвига. Он говорил, что в начале зимы пришлось ему плыть из Италии в Афины с путниками, собравшимися из разных городов. Среди них был и Эвти-дик со своим другом Дамоном, тоже халкидцем. Они были сверстниками, но Эвтидик был сильный и здоровый человек. Дамон же бледен и слаб: он только что, по-видимому, встал после тяжкой болезни.

До Сицилии плавание продолжалось благополучно, рассказывал Симил. Но потом, когда они миновали пролив и плыли уже по Ионийскому морю, их застигла страшная буря. К чему описывать вихрь, громадные волны, град и прочие ужасы бури? Когда они плыли уже мимо Закинфа, убрав паруса и спустив в море сети, чтобы ослабить удары волн, Дамон около полуночи, страдая *морской болезнью (что вполне понятно при такой качке), нагнулся над водой, так как его тошнило. В это мгновенье, по-видимому, корабль, подхваченный волной, нагнулся бортом, через который перевесился Дамон, и, смытый волной, он упал стремглав в море, в одежде, мешавшей ему плыть. Несчастный закричал, захлебываясь и с трудом держась на поверхности.