У Тычки был облик самого обыкновенного человека. Бородка у него, как у Емельки Пугачева — лопаточкой. Волосы подстрижены скобочкой, ремешком опоясаны. Глаза карие, озорные, и в них всегда светились веселые звездочки. Ничем он не отличался от других мастеров, а если и отличался, может быть, только тем, что, кроме своих ног на ложевой стороне, имел еще четыре табуреточные ножки, которые его с утра до поздней ночи держали у верстака. Да еще на плечах-коромыслах он носил для солидности, как рудничные бадьи, два кулака. Мастер Тычка жил широко и раздольно. А говорят, кто широко живет, тот не запирает ворот. В доме Тычки всегда толчился народ. И двери его избы были действительно широки, он их вырубал по своим плечам. Грешно признаться, они и меня иной раз затягивали в его избу послушать сказки и посмотреть, как Тычка колдует над железом, превращая его то в диковинных птиц, то в невиданных зверей. Но мой дядя так ненавидел Тычку, что, подобно зазнавшемуся замоскворецкому купцу, свой дом поставил задом к его фасаду.
Хотя я тогда был человеком не совсем разумного возраста, и, как моя бабушка говаривала, мне полагалось еще питаться чужим умом, но я уже видел, что мой дядюшка и мастер Тычка жили как два соседа из басурманской сказки, услышанной как-то в доме Тычки. Один из них делал горшки, а другой занимался стиркой белья. Горшечник был ленив и жил хуже, чем постирала. И вот из зависти он однажды решил погубить своего соседа. Пришел к царю и сказал:
— О, государь, мне становится все стыднее и стыднее, что тебе приходится ездить на сером слоне цвета крыс и мышей. А мог бы ездить на белом. В нашем городе живет искусный постирала. Это мой сосед. Прикажи ему — и он отмоет слона добела.
Царь был человеком не из умного десятка, вызвал постиралу и приказал слона отмыть добела. На это постирала ответил:
— Рад бы отмыть вашего слона добела, но прежде чей белье становится чистым и белым, его кипятят с мылом. У меня нет такого горшка, в котором бы поместился слон. В нашем городе есть искусный горшечник, это мой сосед, прикажи ему — и он сделает такой горшок.
Царь вызвал горшечника и приказал вылепить для слона горшок. Тот сколько ни искал слов для отказа, ничего придумать не мог. Пришлось лепить. Когда горшок был готов, постирала намылил слона и под горшком развел огонь. Как только вода нагрелась для слона не в меру, он затопал, и горшок развалился. Горшечник сделал новый, но уже с толстыми стенками, однако в нем вода не нагревалась. После этого он сколько ни делал горшков, они оказывались то с толстыми стенками, то с тонкими — разваливались. Горшечник потерял заказчиков и умер с голоду.
Вспомнив эту сказку, я подумал: "Не оттого ли мой дядюшка боится мастера Тычки, что тот тоже может его заставить сделать подобный "горшок для слона". Оно почти так и получилось.
К дядюшке я хаживал редко. У него была такая повадка: "Подле пчелки — в медок, а подле жука — в навоз". А мой дед говорил: "Когда Кузьке Подливаеву надо подойти к нужному человеку, он может пройти по воробьиным яйцам и ни одно не раздавить". Но когда я узнал, что у дядьки Кузьмы находится письмо от моей матери, я к нему зачастил. Оказывается, матушка даже перед смертью не переставала думать обо мне. Она просила дядю, чтобы он привел меня на ружейный завод и определил к мастеру. А к какому, дядя о том сказывать не хотел. Как я ни молил его отвезти меня на завод, он всегда отвечал:
— Погоди, Серега, твое время еще не пришло.
А годы шли. Когда наш ружейный завод обрел большую славу, я совсем потерял надежду: столько повалило туда случайного люда! Начальство сначала даже растерялось и не знало, что предпринять. А потом кто-то повелел поперек ворот выставить стражу плечом к плечу с ружьями наперевес. Однако некоторые ловкачи даже через ружейные стволы умудрялись пролезть на завод, и каждый старался попасть ни куда-нибудь, а прямо в искусный цех. Хорошие мастера смешались с плохими, а плохие — с хорошими. Дядя сначала радовался этой сумятице. Но когда он почувствовал, что среди случайных людей стал казаться чуть ли не великим мастером, его вдруг обуял страх и он слег в постель. Ведь только со стороны кажется, что великим быть хорошо. Попробуй-ка влезть в его шкуру, сейчас же с тебя будет другой спрос. А дядя другого спроса боялся, хотя и не прочь был называться великим. Достигнуть вершины ему никак не удавалось. В самый нужный момент, когда он мог вспрыгнуть не только до самой высокой должности, а даже до самого неба, бог всегда становился к нему спиной.
Заводское начальство огласило просьбу ко всем старым работным людям: "Кто найдет способ избавиться от серого потока случайных людей, наводнивших завод, тот будет награжден золотой медалью "Чести столицы русских мастеров".
Дядю будто ветром сдуло с постели. Изобретать подобные выдумки он считал себя мастаком. Не таких умельцев-мастеров ему приходилось останавливать перед воротами завода.