Взяли ее за руки и с честью повели к себе в замок, — не только в башню Анны, а в зал, к очагу, где уступили ей главное место. Очень злилась их мачеха, но не смела перечить старшему сыну владетеля замка.
Анна омыла ей ноги, и долго за полночь вела с ней беседу: рассказала Мария, чего натерпелась их мать, совершая свои подвиг, но сама не открылась.
Наутро Мария просила свести ее в церковь. Не могла она идти без поддержки, уж очень ослабела в пути. И сын ее сам повел ее в замковый храм.
Во храме поведала она всенародно, кто была, какой грех совершила, как в отпущенье греха отказал ей епископ в Руане и в Риме сам папа, и как святой отец послал ее в Палестину, и все, что случилось потом, и как Господь Бог привел ей вернуться домой. Но дома ее не узнали, — другая была там хозяйка! Всю надежду свою возлагала она лишь на Бога. Недаром сказал ведь Христос:
«Придите ко Мне все обремененные, и Я успокою вас!»
Когда умиленный священник подал Марии Св. Дары — свершилося чудо: Христос на Распятье, что над алтарем возвышалось, главу наклонил… пали ниц все, но встать не могла уж Мария, — глаза ее блестели, как звезды, от лица ее веяло миром…
Но когда подошел сын Марии, то увидел, что душа ее вознеслась уж туда, где нет больше страданий, а роза, что, не увядая, цвела в руках ее все эти долгие годы, — рассыпалась в прах, как старый засохший цветок.
Поспешил брат к сестре в замок и застал там отца своего, внука Геноле; рассказал им все, что видел он в храме, и свершилось второе тут чудо: Мадонна, стоявшая в нише, воздев руку, указала на небо… и громко запели они Ave Maria и со звуком последним все трое навеки заснули!
Хотели положить их всех вместе в одной общей могиле, рядом с могилой ребенка, — их сына и брата. Опустили сначала гроб рыцаря, внука Геноле[16]
, потом его дочери, за ними и сына. После всех собрались нести гроб кроткой Марии, но стал так тяжел он, что не было силы поднять его с места.Приказал тогда руанский епископ похоронить ее тут же в замковой церкви у алтаря, и как перо стал легок гроб, когда опускали его в эту могилу. На нее положили плиту со словами Христа:
«Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас!»
После смерти последнего из потомков Геноле в этом замке поселилось аббатство Св. Матфея. Долго находилось оно там, пока наконец замок не стал заметно разрушаться, и вскоре почти совсем разрушился. Уцелела от него только одна башня «Анна». Храм же, где была погребена Мария, обрушился давно, и там, где по преданию находилась ее могила, бьет светлый ключ — «Ключ скорбящих», как называют его старые люди. Говорят, что сначала он бил высокой и обильной струей, и что какой-то священник в белой одежде, каждый день в полдень, являлся сюда петь молебны, и много стекалось в развалины людей, истомленных, скорбящих, униженных и смущенных духом, и все получали здесь исцеление; недаром сохранилась на надгробной плите надпись:
«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас!»
Но время шло. Вместо разрушенного храма, где свободной бил волною ключ и извивался среди развалин, возвышается часовня. Но священник в белых ризах не приходит сюда служить молебны, и меньше и меньше стекается народа искать облегчения. Надгробная плита со словами Христа исчезла, да и ключ стал не тот: тихо и вяло струится он в своем новом, выложенном мрамором ложе.
Но не смерть здесь царить, а кипит новая жизнь.
Над могилой Марии и «Ключом скорбящих» цветут розы; вся часовня утопает в сирени, акации и яблонях; весной здесь поет соловей, зимой ветер рассказывает свои старые сказки.
Память о прошлом встает из могил — здесь ее царство, — тихое царство.
СРОСШИЕСЯ ДЕРЕВЬЯ
В серых пустынных ландах за Брестом, в старые годы возвышался замок. Стоял он среди гладкой пустыни, лишенной почти всякой растительности и открытой всем ветрам.
И всегда-то невеселы эти серые лайды, но особенно грустное чувство возбуждают они, когда летнее сверкающее солнце неумолимо жжет их бурые кочки и сохранившиеся до настоящего времени развалины замка с зияющими черными отверстиями вместо окон, заливает ярким светом своим и запыленный словно выжженный, замковый двор, и даже глубокий ров, заросший крапивой, бурьяном и полынью.
Но из самого сердца этих развалин поднимаются два необыкновенно стройных, высоких дерева — платан и липа; плотно срослись они корнями, а ветви их так сплелись между собою, что трудно развить даже сорванную ветку. На далеком расстоянии видны эти деревья, — единственная жизнь среди мертвой, словно Богом выжженной пустыни.
Вот что рассказывает о них предание.