Это сакральное угодье грибов–переростков обнаружили люди в стародавние эпохи. Поначалу Плотоядки попробовали употребить в пищу, но яду в них оказалось не меньше, чем в поганках или мухоморах. Интересно то, что не только народ Соединённого Королевства вознамерился отведать Плотоядок, но и сами Плотоядки не побрезговали вкусить человечины. К сожалению, она пришлась им по вкусу. У этих несуразных грибов имеются очень прыткие корневища – зшахватыши, которыми они норовят схватить тех, кто праздно возле них зевает. Зайчик, лисичка, волчок, какой–нибудь Пип из Сахарных Блинов или Рож из «Бочонка Эля» – любой из них по недосмотру может очутиться в крепких объятиях Плотоядок, а потом будет с удовольствием ими переварен. Захваташи опутывают жертву и волочат её под землю, где и происходит акт насыщения. Впрочем, Плотоядки вполне себе выживают и без «дичи» – солнце, дождь и экстракты чернозема – все это их питает тоже. Они приспособлены к жизни очень даже хорошо. Кое–кто, не раз и не два, заводил волынку об уничтожении Плотоядок, и это всегда отвергалось. А почему? На то имеются причины. Во–первых, эти грибы – уникальное природное явление. Во–вторых, раз в несколько лет они, что называются, потеют. Их пот или слезы, стекающие по стволам, нашли отклик у ремесла алхимиков. Было выявлено: жирная слизь Плотоядок помогает бороться с такими тяжелыми болезнями, как чума и оспа, и еще с целом рядом более легких. Король Родерик из ветви Краварков и его супруга Мила Темная на Вселенском Собрании некогда объявили Плотоядок достоянием страны и под страхом смертной казни запретили их трогать или, упаси Урах, искоренять. Лекари и знахари внушительными партиями исправно наведываются в Палантиновые Холмы, но только когда у Плотоядок настает сезон «плача». В иную пору тут ловить нечего. Как бы они не поймали!
Кое–как поспевая за собакой, я подумывал, что какой–нибудь костоправ высчитал, когда сюда нужно явиться за чудодейственной эссенцией и угодил в захватыши. Отдуваясь, с болью в боку, я, а Серэнити за мной, достигли того уголка, где громогласное «гав, гав, гав» более никуда не удалялось. Под грибницей Плотоядки торчала рука.
– Мы опоздали, – с грустью промолвила Серэнити.
– Незавидная участь, да.
Рука дернулась и схватила пальцами пустоту.
– Рефлексы? – обронил я.
– Нет! Посмотри!
Великий инквизитор бесцеремонно схватила меня за башлык (эй, не жалую я, когда так делают!) и подтянула к дыре, что зияла подле Плотоядки. Оттуда раздался хрип:
– Помогите! Урахом заклинаю! Помогите мне!
Серэнити дернулась к булаве, но я перехватил её латную рукавицу.
– Погоди, сумасшедшая, если ты бабахнешь по Плотоядке своей колотушкой, то тебя залет её соком. Личико тогда у тебя окажется не краше, чем у Эмилии.
– Что ты предлагаешь?!
– Дай подумаю.
Я аккуратно обошел Плотоядку по кругу. Мне было яснее ясного, что физическое воздействие на прожорливый гриб применять нельзя. Поэтому… Я склонился над прорехой.
– Дышать можешь?
– Он меня разъедает!
– Раз еще говоришь, значит еще не все так плохо.
Мне не по нутру было то, что я собирался предпринять. Однако иного выхода я не видел.
– Ты жить-то хочешь?
– У-а-а-а… Да! Да! Конечно!
– Увы. Тогда тебе придется расстаться со своим барбосом. Ты согласен?
– Я… Пшеничный…да! Только вытяни меня отсюда!
Серэнити нетерпеливо переступала с ноги на ногу.
– О чём ты говоришь? – спросила она меня.
– Мы должны внушить Плотоядке, что Пшеничный вкуснее, чем его хозяин, – ответил я, с тяжестью внутри себя, свистя собаке.
– Ты намерен его убить?
– Увы! Увы! Кажется, придется…. Да…
– И скормить этой гнуси?
– Плотоядки устроены так, что не в состоянии переваривать две жертвы сразу. Они набрасываются всеми своими захватышами на несчастного и усваивают его через присоски. Если Пшеничный, скажем, будет истекать кровью, то хищный гриб, думается мне, переключится с несчастного на его питомца.
– Ты уверен?
– Не берусь уверять, но что же еще нам делать…
– Не радетель я таких мероприятий, – проворчала Серэнити.
– Как будто я любитель… Я подержу Пшеничного, а ты…
Я достал из сумки кинжал гномов.
– У самого кишка тонка?
– Честно? Именно так.
– А у меня, значит, сердца нет, так?
– Серэнити…
– Ладно… Замолчи только.
Я мягко закрыл глаза бульдогу, а потом… Великий инквизитор умеет такие штуки проворачивать за одно мгновение. Уж я–то знаю, я знаю… Я тешил себя мыслью, что Пшеничный ничего не ощутил. Бережно приподняв пса, я поводил им возле Плотоядки. Капающая из под мехового горла кровь заморосила по Захватышам и они нервно зашевелились.
– Уууу! Оно меня перетирает!
– Не рыпайся там! – предупредил я мученика.