За день мы намотали порядочно миль. Где–то под нами, у низины оврага, в эти минуты шумит волнами Рыжая, а лапа Бога–Идола метается внутри сумки Лютерии. Она будто бы сошла с ума. Безостановочно теребит котомку магистра и всячески, когда ее достают из нее, жеманно сокращается или норовит вцепиться в горло. Лютерия говорит, что мы почти у цели. Что Тумиль’Инламэ совсем близко.
Я сидел у костра и смотрел на то, как на небе проявляются звезды. Увижу ли я их после сегодняшнего сна? Рядом со мной опустилась Настурция.
– Завтра или послезавтра, – сказала она мне, поджимая ноги и кладя на них подбородок. – Или через три дня.
– Да, Тумиль’Инламэ и его Филириниль.
– Серп короля Лузановиэля – Рассекающий или лук Яда короля Кириана – Альтнадир, а может, катана короля Пиримиэля – Честь Зеленого Королевства. Все они – наша надежда на спасение человечества, – промолвила Настурция, глядя на посапывающую Лютерию. – Но ты думаешь об ином.
– Возможно.
– Ты знаешь, Калеб… Я… Помнишь мы с тобой говорили о Грэкхелькхоме? О том, что мы объяснимся в нем друг с другом.
М-да! Оп-ля! Что за кошки–мышки?! Для чего и зачем?! Особенно сейчас!
– Хрм! Естественно!
– Я не хочу так.
– А как, если не так? – брякнул я.
Сама по себе ко мне подлетела жаба. Дрыгая всем зеленым телом, она, раздувая щеки, громогласно возмущалась! «Ква! Ква! Ква!» – ругалась жаба, попавшая под власть левитации Настурции.
– Это ты, когда речь заходит о чем–то важном, – улыбнулась колдунья. – Ты говоришь: «А как? Ква! А почему? Ква! А для чего? Ква! А из–за чего? Ква!» Ты пытаешься все расставить для себя по полочкам, а это неправильно.
– Не понимаю, – отозвался я. – Куда ты клонишь? Ква?
– Туда, что пусть это станет для меня сюрпризом! Я не отвергаю того, чтобы ты готовился к нему и продумывал его, но… Запланированное событие в Грэкхелькхоме, нет, пусть все произойдет для меня спонтанно, мило и тепло.
Что за игру Настурция опять начала?! О чем она мне «поет»? Тролль разбери этих девушек и их полунамеки!
Амм! Жаба, все еще парящая в воздухе, ухватила языком мотылька. Везение! Мягко отлевитировав жабу в поросль, Настурция вынула из кармана кулон с тонкой цепочкой и передала его мне.
– Дельфин?
– Он из топаза. Хоть мой цвет глаз зеленый, любимый – синий.
– Мой тоже. Ну и черный, конечно, – ответил я, крутя в ладонях крошечное морское животное.
– Если олицетворение моей сестры – кошка, то мое – дельфин. Я – это вода. Я добрая, свободолюбивая, но очень преданная. Я никогда не брошу тебя и не оставлю в беде. Хоть океан странствий безбрежен, в нем есть место, где мне хорошо, – это Грэкхелькхом. Это гавань уюта и отдыха может стать твоей… – тихо промолвила Настурция. – Открой его.
Эти совершенно неясные мне по смыслу слова Настурции почему–то всколыхнули в моей душе какие–то необъяснимые чувства. Я надавил дельфину на «бугорок» и он раскрылся. Внутри лежал локон коричневых волос.
– Если завтра мне предстоит умереть, то пусть он останется с тобой… Напоминанием, – как-то хрипло сказала колдунья, пряча лицо в тени.
– Настурция!…
– Тише, Калеб… Тише. Это еще не все. Этот дельфин – он ключ. Если я погибну. Иди с ним в Грэкхелькхом и ищи дверь с нужной замочной скважиной. Отворив ее, ты узнаешь то, что я могла бы сказать тебе лично, но… у меня это не получилось.
– Мы найдем Филириниль Легии и вместе вернемся в Ильварет!
Настурция печально хмыкнула.
– Альфонсо и Дурнбад тоже так думали, и что? Если будет все, как ты говоришь, то просто выбери «время». Для нас с тобой.
– Хорошо.
– Ложись спать, Калеб, я разбужу тебя в час дежурства.
– Настурция?
Колдунья подалась вперед. На ее прекрасном точеном профиле, на таком знакомом и одновременно непознанном, заиграли блики костра. Я глядел на нее и глядел… Кого я видел? Колдунью или ее сестру? Она была Эмилией внешне и совсем иной внутренне… изумительный цветок, такой же, как моя аллегория, прозопопея–метафора – колхикум.
– Что?
– Спасибо тебе.
– И тебе…
Потом шепотом, почти неразличимо для уха, Настурция сказала сама себе:
– Ах, если бы я только могла вернуть все назад… все эти утерянные из–за меня годы…
О чем она? Что Настурция потеряла? Я не решился спросить…
Укладываясь в ароматную траву, я отвергал трусость. Убывающий месяц каймил меня своим скупым желтым светом… Этот мир… Он так красив… Мой последний сон… Дурнбад, гордись мной! Твой брат по крови храбро идет на встречу к своей Судьбе… Дорогой друг! Я не посрамлю тебя!
Я смежил веки…