Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Маги, сефои [92], гимнософисты и ирландские адепты придерживались одной и той же веры и тех же заповедей в том, что касается правил жизни, необходимых для умножения духовной силы. Все они воздерживались от животной пищи в те моменты, когда чувствовали прилив вдохновения и безумие пророческой страсти; во все времена они предпочитали одиночество, проживая отдельно в Доме учения или в Коллегии бардов, где не допускалось никакого навязчивого общения с низшими умами, которые могли бы потревожить их высокий и возвышенный образ мыслей. И те средства, которыми добивались они господства над болезнями и над умами людей, а также странное и изощренное употребление трав, коим они владели, также хранились среди них в тайне, ибо они полагали, что никогда не следует позволять любопытным взорам легкомысленных скептиков вторгаться в их священные таинства. Определенно известно, что барды обладали странными и таинственными силами мудрости, что лежат за пределами и выше возможностей всех других людей. Поэтому было весьма опасно оскорблять поэта. Если кто-либо отказывал ему в просьбе, то поэт хватал мочку уха этого человека и мял ее между пальцами; тогда этот человек должен был умереть. Однако барды были способны в полной мере испытывать человеческие чувства, и их голоса звучали нежным сочувствием, если дом постигала скорбь.

Следующая элегия, переведенная с ирландского, написана около двухсот лет назад ард-филе, или верховным поэтом племени; в ней много естественных и трогательных черт, и, когда ее пели по-ирландски под звуки арфы, она обладала способностью трогать сердца всех слушателей, вызывая слезы на глазах.

О Боанн, ты славна весельем и боем,
Где Конна потомки? Увяли цветы,
О серо-зеленые заводи Боанн!
Как ты поседела, как плакала ты!

Где слава героев, где копья Мелтана,

Где Арт Одинокий с летящей стрелой?
О’Нейлы, венчанные славою бранной, —
Багровой победы заря над тобой,
Тут войско героев на битву скакало,
И фениев гнева здесь пламя пылало,
И сбруей звенел их торжественный строй.

Река королей и наследников трона,

И быстрых ладей, и серебряных рыб,
Я плачу, тебя воспевая, о Боанн,
Ты плачешь у гроба всех тех, кто погиб, —
И все, кто был дорог мне в сердце моем,
Уснули навеки на бреге твоем.

Мертвы сыновья, и погибла их сила,

И дочь умерла, и погибла краса,
О Роза, о Рори, о Брайен мой милый,
Оторваны силой от сердца отца,
О сердце мое, моя кость, моя кровь,
Мертва моя плоть, моя жизнь и любовь.

Когда-то все люди молились за них,

Везде говорили им доброе слово:
От Даута рощ – восемь тысяч «аминь» —
Везде, от Дрохеды до Келлса святого,
У царственной Боанн, реки королей,
На землях О’Нейлов, великих вождей.

Среди всех народов бардическая песня была первым выражением человеческой души – с ее сильными, страстными чувствами и героическими порывами. Замечательно, что, хотя засвидетельствовано множество вторжений в Ирландию, судя по всему, здесь существовал лишь один язык с древнейших времен вплоть до пришествия англо-норманнов в XII веке. Барды считали своей святой обязанностью поднять этот язык до высочайшего совершенства, и законы кельтской поэзии были в особенности полно разработаны, а структура стиха была исключительно сложной. Студенты колледжа друидов должны были учиться десять лет, чтобы добиться совершенства в этом искусстве, а также улучшить память, ибо считалось, что на королевских праздниках верховный филид должен полностью и в совершенстве прочесть любую героическую легенду, которую мог потребовать на пиру король. Также и в торжественных случаях, когда устраивалось собрание на открытом воздухе, вожди садились кругом на холмиках из торфа под аккомпанемент арфы, хор присоединялся к ним, в то время как барды, стоя в центре, декламировали рассказы о героях, перемежая их лирическими отрывками, а круг арфистов во внешнем кругу собравшихся иногда играл симфонии чисто инструментальной музыки, дабы дать бардам время для отдыха между частями рассказа.