Легион

– Верую… – простонал Элиша совершенно искренне. Он в тот момент готов был уверовать во что угодно, лишь бы эта вера принесла ему хоть корку хлеба.

И повернувшись к ученикам своим, величавый старец (впрочем, он больше казался старым, лет ему было сорок пять, не более) грозно сверкнул очами и возвестил:

– Истинно говорю вам, раньше вас войдет он в царство небесное! Накормите его и введите в дом ваш.

И, странное дело, тут же бросились юноши ухаживать за израненным бродяжкой, а молодой купеческий сын ввел его в свой дом, более походивший на царский дворец, самолично омыл ему ноги и накормил до колик в желудке.

* * *

Да, бродяжничать с Варфоломеем было гораздо проще и интереснее, чем одному. Они проповедовали перед рабами в ночной тиши богатых поместий, указывали «путь истинный» общинникам, крестьян; нам и ремесленникам. Собирались в оврагах за городом, молились, потом вволю наедались «тела Христова» и напивались «крови» его, пока она не вставала в глотке, так что по утрам мучили головная боль и изжога.

Но в последние годы Варфоломей стал сдавать, характер его портился. Он всё больше твердил об умерщвлении плоти и о мученичестве, не расставался с веригами и собирался идти проповедовать слово Божие в Индию. В Арташате он оставил свою робкую и покорную паству на попечительство Фаддея, а сам отправился в дальний и неведомый путь. Тогда-то черт и дернул Элишу просить у него благословения на проповедничество в родной стране Алуан. Тот благословил, почему бы и нет? Все приемы казуистики, все методы доказательства величия Божия усвоил Элиша за годы странствий. Он самолично крестил рабов, нищих и, с особым удовольствием, проституток, отпуская им прежние грехи и втихомолку творя новые.

Но на родной земле у апостола произошла осечка. Его понимали. Ему верили. Соотчичи искренне скорбели о человеке, подвергнутом жестокой казни на кресте. И готовы были в память о нем повязать ещё одну ленточку на священном дереве или заколоть лишнего ягненка. Но никто не собирался во имя нового бога отказываться от старых, испытанных веками богов и идолов. Гаргары чуть не растерзали его, узнав, что Черная Лошадь, которой они веками поклонялись, как прародительнице их племени, есть ничто иное, как лик диавола. Дидуры – просто подняли его на смех. Содии терпеливо слушали его два месяца кряду, а потом попросили помочь им в обмолоте зерна – не зря же его столько времени кормили, и Элиша, гордо прокляв их, ушел в поисках более благодарной паствы.

Лишь в рыбацком поселке каспиев люди оказались тоньше и чувствительнее. Может быть, горе чаще посещало их дома; и семьи, которых суровое Гирканское мора лишило кормильца, с особой тоской взывали к небесной справедливости. Он крестил в море один поселок за другим, и для каспиев, добродушных и незлобивых, родившихся рядом с морем и выросших в нем, крестившихся в его пенных водах по два раза в день, лишнее купание было лишь веселым праздником, озорством. Но когда он запретил пастве поклоняться огню, отправлять дары в храмы, вступать в брак с язычниками и справлять праздник Ноуруз, старейшины родов, посовещавшись, отправили его под надежной охраной в Сабаил, Расспросив Злишу, жрецы сразу же поняли, какую опасность для них представляет новая вера, И обрекли проповедника на мученическую смерть, каковой он по логике вещей должен бы угодить своему любвеобильному богу.

Но мученичество Элишу не прельщало.

* * *

Шорох заставил его насторожиться. Обернувшись в сторону моря, Элиша увидел, что в грот вползает какое-то рогатое чудовище, от которого явственно несло дымком,

– Отыди сатана! – завопил он, истово крестясь.

– Тихо ты! – прикрикнула на него мать. Она скинула с плеч вязанку хвороста и положила в сторонку кусок дымящегося трута. – Наломай веток и разведи костер.

– Поесть принесла?

– А как же? – она достала из-за пазухи горку маслин, лепешки, сыр, распространивший свой острый запах, кусочки сушеного мяса, И залюбовалась, глядя, как сынок ее набросился на еду, как крепкими своими челюстями перемалывает зачерствевшие лепешки и прочую снедь, как ходуном ходит его большой кадык, волнуется брюшко, мохнатое, как и у его отца, да упокоится его душа в стране теней…

– Отец-то… не дождался тебя… – устало обронила она.

– М-м-м?. – спросил он с набитым ртом.

– Помер отец твой. Еще прошлым летом. От лихорадки. Никогда не болел, а тут…

Элиша кивнул годовой.

– Не дождался тебя, – повторила мать, глядя в одну точку. – Всё звал, звал тебя в бреду. Не знал, на кого печь оставить.

– Гори она ясным огнем, – пробормотал Элиша.

– Сосед просил, просил, да я не пустила в нашей печи работать. Думала, вот, вернется Элиша, сам начнет горшки обжигать…

Элиша иронически взглянул на мать и ничего не ответил.

– Ну, ты как? – робко спросила она. – Думаешь домой возвращаться? Или как?

– Чего? – с возмущением воскликнул он. – Да ты что, сдурела, мать? Домой? – он покачал головой. – Драпать мне отсюда надо! Поняла? Дра-пать!..