Легионер

Ущелье было не очень широким, шагов триста, если верить проводникам. Там тоже везде был песок, вернее, песчаные холмы, такие же, как у подножия гор. Они шли по всему ущелью. И нам предстояло штурмовать эти естественные укрепления. Никакой дороги в самом ущелье не было, она шла по обеим сторонам гор. Но вряд ли германцы будут так любезны, что предоставят ее в наше распоряжение. Скорее всего, они уже оседлали склоны. Если семнадцатый легион не сбросит их оттуда, нам придется идти между двух высот, занятых противником, открыв для удара свои фланги. Лучше не придумаешь.

Словом, это была самая настоящая ловушка. Даже сейчас это было понятно. Но иного пути не было. Если мы не прорвемся к Ализо, германцы осадят лагерь и просто уморят нас голодом. Не самая достойная смерть. Уж лучше погибнуть в честном бою, чем уподобиться запертому в норе барсуку.

Небо хмурилось. Даже оно было против нас сегодня. Вот-вот должен был начаться дождь. Глинистые дороги на склонах гор размоет, и нам не останется ничего другого, как идти по дну ущелья. К тому же сильный дождь ухудшает видимость. С этим мы уже столкнулись в лесах. Не видны значки манипулов, непонятно, какую команду подает знаменосец, не видно, где соседи – держат ли они оборону или отступили, открыв наши фланги… Только из-за этой неразберихи мы потеряли уже кучу людей. Похоже, сегодня будет то же самое.

Впрочем, маневрировать сегодня нам вряд ли придется. Какие маневры в ущелье? Все будет просто – вперед, вперед и еще раз вперед, пока хватит сил. Прорываться, прорубаться, прогрызать себе дорогу к выходу. Вот и весь план боя.

Мы выстроились для атаки. Сплошной линией, плечо к плечу, щит к щиту, на всю ширину ущелья. На флангах встали ошметки легкой пехоты, стрелков и конницы. Случись что, толку от них будет немного. Их попросту сомнут и даже не заметят.

Бык прошелся перед строем манипула. Начищенная до блеска кольчуга, отполированные медали, тщательно расчесанный плюмаж. Наверное, раб трудился всю ночь, стирая себе руки до крови, чтобы привести снаряжение своего хозяина в порядок.

– Вот что, ребята, – звучно сказал Бык. – Врать не буду. Сегодня нам придется тяжко. Очень тяжко. Мы по горло в дерьме, если говорить прямо. Единственный способ вылезти из него – дойти до конца этого проклятого ущелья. Обратной дороги нет. Если не прорвемся, подохнем здесь, как собаки. И ладно бы только мы. Сами знаете, в лагере баб да детей полным полно осталось. Если не прорвемся, им тоже солоно придется. Так что драться придется как следует. Знаю, что устали. Знаю, что мало нас… Придется потерпеть. Отступать нельзя. Вы уж не подведите меня, ребята. Я до седых волос дожил, – Бык снял шлем и наклонил голову, – до седых волос… И еще ни разу с поля боя ноги не уносил. И сегодня не хочу…

– Не подведем, Квинт!

– Веди, центурион! За ребят поквитаться хотим!

– Не отступим! Костьми там ляжем, но не отступим!

– Давай, Бык, мы с тобой до конца пойдем!

– Ладно, ладно, братцы, я вас понял, – Бык надел шлем. – Слушайте мой голос, следите за значками, держите строй. Покажем этим собакам, на что способны легионеры, если им на хвост соли насыпать!

Ответом ему было громовое:

– Бар-ра!

Соседние манипулы тоже что-то кричали и колотили мечами о щиты. И я кричал и бил в щит вместе со всеми, чувствуя, как меня накрывает горячая волна неукротимой ярости и жажды битвы.

Германцы, толпящиеся на вершинах холмов, ответили нам боевыми песнями и глухим боем барабанов.

Я хорошо видел их. Разбившиеся на небольшие группы по племенам и родам, в шкурах, полуголые, в доспехах, разукрашенные краской и татуировками, сжимающие копья, огромные топоры, дубины и длинные кельтские мечи, молодые и старые, высокие и коренастые, что-то орущие и потрясающие оружием, они сливались в безликую массу, единое существо с тысячами рук и ног, но одной душой, мрачной, враждебной, полной животной ярости…

Обычно место тессерария в бою – позади своей центурии. Его обязанность – загонять обратно в строй поддавшихся страху и панике легионеров. Но сегодня в этом не было необходимости. Никто не собирался бежать. Поэтому я встал в первую линию. Не хотелось прятаться за спинами. Только не сегодня… Позади стоял Жердь, справа и слева Холостяк и Кочерга. Меня окружали ребята, с которыми мы прошли бок о бок три страшных дня. Теперь они были мне ближе, чем братья, хотя братьев у меня никогда не было. Так же близки мне были когда-то Кроха со Сцеволой. Но с теми я жил бок о бок два года. Я жалел и радовался, что их нет рядом. Я жалел и радовался, что оказался здесь. Под тяжелым низким небом, на поросшем густой травой поле, в далекой жестокой стране, рядом с людьми, которые способны сделать то, что и не снилось героям из древних сказаний.