Легионер

Но тут же этот крик перекрыл десяток голосов, сначала слабых, но постепенно набирающих силу:

– Вар убит! Вар мертв!

Мы замедлили шаги. Будто что-то оборвалось внутри у каждого сражающегося. Растерянные лица, потухшие глаза… Мечи вдруг стали невыносимо тяжелыми. Руки опустились сами собой.

– Вар бросился на меч!

– Предали!

– Задние бегут!

Эти отчаянные вопли поразили нас сильнее вражеских клинков. Мы остановились. Замерли. Заколебались. Сделали крохотный шажок назад.

Нам в уши ударил гром германских барабанов и их торжествующие вопли. Со склонов на нас скатывались толпы варваров, почуявшие, что настал момент для решительной атаки.

Они ударили со всех сторон. Спереди, с боков… Конница германцев громила наши тылы на входе в ущелье. Варвары прыгали даже с нависших над ущельем скал, прыгали на наши головы, полуголые, визжащие, некоторые с одними ножами. Правильный бой закончился. Началась резня.

Наш строй мгновенно рассыпался. Кучками и поодиночке мы схватились с врагом накоротке. Кололи, рубили, лягались, душили, топили в ручье… В ход шли камни, кинжалы, кулаки, зубы. Упавших затаптывали насмерть. Раненых добивали. Это было безумие.

Но долго такой напор мы выдержать не могли. Сначала один легионер, за ним второй бросили свои щиты и устремились назад, к спасительному лагерю. За ними последовали третий, пятый, десятый. Вскоре паника захлестнула и остальных…

Мимо нас бежали солдаты, на ходу сбрасывая тяжелое снаряжение и оружие. Германцы настигали их, истребляя безжалостно, как зверей.

Пробегавшему рядом со мной легионеру в спину с хрустом вонзился дротик, солдат коротко взмахнул руками, словно взывая к богам, и рухнул лицом в ручей, подняв тучу мелких брызг. Другому в затылок угодил увесистый булыжник и сбил с ног, на спину упавшему тут же запрыгнул варвар и одним движением перерезал горло. Третьему подрубили ноги, четвертому влепили стрелу в бедро и добили ножами…

Бежали, конечно, не все. Некоторые тут же бросались на свои мечи, послав последнее проклятие врагу. Были такие, кто, отшвырнув оружие, шел с голыми руками на копья германцев, чтобы ускорить развязку.

Все это происходило совсем рядом, в нескольких шагах. Мы же продолжали сражаться. Бык собрал вокруг себя десятка три бойцов из разных манипулов и теперь вел нас к какой-то видимой только ему цели. Как ни странно, но драться стало немного легче. Германцы предпочитали обтекать небольшие островки сопротивления, подобные нашему, и продолжать избиение бегущих, а потому беззащитных солдат. Для варваров сражение уже закончилось. Началось самое веселое.

Постепенно я понял замысел Быка. Мы бежали тесно сплоченной группой, прикрывшись со всех сторон щитами, не назад, как все, а в сторону, поперек людского потока. Время от времени кто-то из нас падал, но мы уже не могли останавливаться и подбирать раненых. Мы стремились к месту, где склон горы был более пологим, там виднелась ведущая наверх тропинка, которая терялась в густом кустарнике. Если мы доберемся до нее, у нас появится шанс уцелеть.

Бык был опытным воякой и прекрасно понимал, что отступать сейчас к лагерю равносильно самоубийству. Без припасов, без оружия лагерь не продержится долго. А когда германцы возьмут его штурмом… Об этом думать не хотелось. Эти ребята не особенно нуждаются в пленных и рабах. Обычная участь попавших в лапы к ним – смерть. Быстрая и легкая или долгая и мучительная – тут уж как повезет. Если ты простой солдат, тебе, скорее всего, просто и без затей перережут глотку. А вот если ты имел несчастье родиться всадником или дослужиться до центуриона, умирать тебе придется очень долго…

Когда мы начали пробиваться к этой неприметной тропинке, нас было человек тридцать. До начала подъема дошла половина. Погиб Жердь, ценой собственной жизни позволивший нам пробежать еще несколько десятков шагов. Скорбеть времени не было… Когда-нибудь, если мы выберемся отсюда, мы обязательно почтим память всех погибших в этом ущелье. Мы вернемся сюда и похороним по обычаю павших товарищей и принесем богатые жертвы богам. Когда-нибудь… Но сейчас мы могли лишь стискивать зубы, когда падал кто-то из наших. Стискивать зубы и бежать еще быстрее, чтобы успеть, чтобы их смерть не была напрасной.

Наверное, Фортуна все-таки продрала глаза и обратила свое внимание на тех, кто все эти дни взывал к ней в своих молитвах. Что она там сделала, я не знаю. Может, ослепила варваров, может, сделала невидимыми нас… Не знаю. Но мы все же добежали до тропинки. Добежали и начали карабкаться по ней, благо германцы настолько увлеклись преследованием, что мало смотрели по сторонам. Мы почти не встречали сопротивления. Да и дождь, бывший нашим врагом все это время, теперь играл нам на руку, прикрывая нас серой пеленой от глаз противника, теснившегося на дне ущелья.

«Неужели вырвемся? Неужели вырвемся?» – билось в голове в такт хриплому дыханию.