Легионер. Книга третья

Доктор Шварц, как и сулил, сообщил о состоянии мадам Мешковой плохие новости.

— Кровохарканье, сударь! — с виноватым видом сообщил он Ландсбергу в первые же минуты встрече в ресторане Гордеева на Светланской. — Иначе говоря, чахотка в предпоследней стадии.

— Предпоследней? — быстро переспросил Ландсберг. — Значит, шансы вылечиться у нее все-таки есть?

— Извините — ни единого! Последняя стадия чахотки — это когда из-за слабости организма человек уже не встает. Сейчас же ваша… э-э… сестра пока бодра и довольно легко двигается. Но это ни о чем не говорит, сударь! Кашляя, она уже нынче выплевывает сгустки крови, и, не к столу будь сказано, даже отмершие частички своих легких. Я почти уверен, что держится она пока силою духа и необходимостью зарабатывать деньги на содержание в клинике супруга. Однако возможности человеческого организма не беспредельны, сударь! Еще полгода, максимум — год, и она сляжет. И более, увы, уже не встанет.

— Понятно… Значит, никакое лечение?..

— Только поддерживающая терапия. Правильное здоровое питание, избежание перегрузок на сердце дадут вашей сестре еще месяцев шесть. Но это уже предел!

— Она знает?

— Вы меня удивляете, сударь! Харкать кровью и не догадываться о том, что умираешь, способен разве что идиот. К тому же, я весьма подробно рассказывал Вере Дмитриевне о чахотке перед ее поездкой. Обычная врачебная практика, знаете ли — чтобы больной отнесся к предстоящему лечению как можно серьезнее. И не пренебрегал рекомендациями и лечением. О том, сколько ей осталось, я, разумеется, не упоминал. Мои сожаления, сударь. Гм…

— Понятно, — снова протянул Ландсберг. Он помолчал, потом неожиданно спросил. — А поездка к мужу, в Италию? Она показана в ее состоянии?

— Разумеется, нет, сударь! Она лишь приблизит трагический финал. К тому же, Вера Дмитриевна упомянула, что физическое состояние ее супруга ухудшилось. Он никого не узнаёт, практически полностью обездвижен. Быть рядом с близким человеком, наблюдать его беспомощное состояние и сознавать свое бессилие помочь ему — это дополнительный стресс, сударь! Тем более — для больного человека. Еще раз сожалею вместе с вами, сударь! Гм… Так мы будем ужинать, сударь? Лакей ждет-с…

— Боюсь, что после ваших известий у меня пропал аппетит, доктор! А вы ужинайте, если можете! Счет можете прислать мне в «Европейскую», на имя Ландсберга.

После разговора с доктором Шварцем Ландсберг практически решил для себя дилемму морального свойства. Избранная Сонькой потенциальная «сменщица» практически ничего не теряла от «влезания в шкуру» известной мошенницы. Чахотка в предпоследней стадии, трагическая гибель сына и медленное умирание супруга-калеки делали ее жизнь бессмысленной и ненужной. Мадам Мешкова жила только ради обеспечения близкому человеку достойного ухода — к тому же и это было проблематичным из-за нехватки средств. Давши несчастной крупную сумму денег, Ландсберг снял бы с ее души тяжеленный камень заботы о завтрашнем дне.

Для себя он цеплялся за каждую возможность отказаться от участия в афере Соньки Золотой Ручки. Одной из таких возможностей стало бы желание Веры Дмитриевны Мешковой уехать к мужу, буде оно было ею высказано. Увы: и здесь судьба распорядилась так, что искалеченный супруг перестал узнавать окружающих, и всякое пребывание рядом с «живым трупом» теряло для несчастной всякий смысл.

Может, это и правда было знаком судьбы, подумал перед встречей с женщиной Ландсберг.

Увы: эта встреча, несмотря на вполне, казалось бы, прогнозируемый итог, закончилась отказом Веры Дмитриевны Мешковой переехать на Сахалин и некоторое время играть там роль некоей особы. Имени Соньки Ландсберг до окончательного согласия либо отказа решил не называть. Отказ Мешковой принес Ландсбергу вместе с чувством облегчения и новую головную боль. Надо было решать: что теперь делать с мадам Блювштейн.

В принципе, в запасе у Ландсберга оставалось еще три кандидатуры на роль «сменщицы». Однако оставшиеся в списке дамы были гораздо выше Соньки. К тому же, вряд ли приходилось рассчитывать на то, что их положение настолько же безвыходное, как у мадам Мешковой. Даже по предварительным данным сыщика Стадницкого, у всех троих были родственники — а, значит, существовала высокая вероятность того, что рано или поздно между «сменщицей» и ними может возникнуть переписка. Стало быть, был высок риск огласки подмены.

Как бы там ни было, Ландсберг решил встретиться с оставшимися кандидатками после поездки в Японию. Что же касаемо Веры Дмитриевны, то ей он твердо решил помочь в любом случае. Узнав с помощью того же Стадницкого адрес клиники в Палермо, он перевел туда сумму, достаточную для обеспечения ухода за искалеченным Мешковым в течение пяти лет. Кроме того, приморскому банкиру Ландсберга было дано распоряжение связаться с коллегой в Палермо, и в случае необходимости дальнейших трат, немедленно отправлять на счет клиники потребные суммы.

Но что ему теперь было делать теперь с Сонькой?

Ретроспектива-11