Легионер. Книга третья

— О-о, тогда мы можем быть полезны друг другу! — Эномото, привстав, снова поклонился. — Дело в том, что после дипломатической службы я долгое время работал в различных министерствах моего правительства, а нынче как раз занимаю пост министра торговли!

Час от часу не легче! Ландсберг всматривался в невозмутимое лицо японского знакомца, страшась увидеть на нем усмешку. Как же — «можем быть полезны друг другу»! Министр торговли Японии и сахалинский купец с каторжным прошлым! Однако лицо Эномото было по-прежнему доброжелательным.

— Это большая честь для меня, ваше высокопревосходительство.

— Позвольте поинтересоваться, господин Ландсберг: вы занимаетесь коммерцией во Владивостоке? Или вы прибыли в Японию из столицы России?

Ландсбергу очень хотелось соврать, не упоминать про Сахалин. Однако привычка говорить правду давно стала его второй натурой.

— Я живу и работаю на Сахалине, ваше высокопревосходительство.

— О-о, это судьба, господин Ландсберг! Я начинаю верить в ее предопределение! Вспомните, впервые мы встретились с вами в русской столице, куда я был направлен для решения территориального спора между нашими странами. Мои скромные дипломатические усилия привели тогда к подписанию Петербургского Трактата, согласно которому остров Сахалин стал владением России. Теперь мы встречается в Японии — и я с удовольствием узнаю, что вы являетесь сахалинским коммерсантом. Между тем как я, в числе прочего, занимаюсь развитием торговли между нашими странами. А вы верите в предопределения, господин Ландсберг?

— Приходится! — тот развел руками. — Действительно, сие удивительная встреча!

— К сожалению, господин Ландсберг, я не имею возможности, согласно долгу гостеприимства, пригласить вас на официальный прием — моя поездка сюда, в Нагасаки, не афишируется. Однако почту за честь, если вы согласитесь принять мое приглашение на обед. Здесь неподалеку есть ресторан с отменной национальной японской кухней. И я с удовольствием познакомлю вас с ней — помнится, там, в России, вы проявляли большой интерес к нашей культуре и традициям. Надеюсь, что этот интерес сохранился у вас и поныне, господин Ландсберг?

— Разумеется, ваше высокопревосходительство. Но мне, право, неловко…

— О какой неловкости вы говорите, господин Ландсберг? Мы старые добрые знакомые.

— Но я не один…

— А-а, ваш спутник, который дожидается вас на улице… Он тоже с Сахалина? Ваш друг?

— Скорее, случайный знакомый, — Ландсберг мысленно проклял свою идею взять с собой Попова для страховки. Страшно подумать, чего может спьяну наговорить японскому министру этот горе-толмач.

Эномото еле заметно улыбнулся.

— Разумеется, господин Ландсберг, мое приглашение относится и к вашему спутнику! Однако, если вы полагаете, что наш разговор будет ему неинтересен, я дам распоряжение хозяину этого чайного домика, и вашему спутнику тоже окажут полное гостеприимство. Здесь.

На том и порешили.

Перейдя в ресторанчик по соседству, Эномото и Ландсберг всецело отдались своеобразию и разнообразию японской кухни. Боясь обидеть высокопоставленного спутника, Ландсберг пробовал все предлагаемое ему — хотя от некоторых блюд неизвестного ему происхождения его просто воротило.

Благодарение богу, что все блюда в Японии принято подавать в микроскопических дозах, мрачно размышлял Ландсберг. Он чувствовал, что только что проглоченный им кусок некоей пастилы скользок, пахнет болотом и просится наружу. Боже, а эта рыбешка, которую стукнули по голове деревянным молотком рядом со столом и сразу же положили в миску с зеленью — она же живая! И, конечно же, сырая! Ее только полили чем-то, напоминающим уксус! Ее едят, а она хвостом шевелит, о-о-о…

Напротив гостей сразу же сели две японские девушки в традиционной национальной одежде. Сами они не ели, и только подавали мужчинам бесконечные мисочки, деревянные чашки и даже ящички с соусами, кусочками рыбы, зеленью, пастилы из водорослей с ягодным соком, креветками, вареным сладким картофелем, редькой, наструганной курятиной… Ландсберг от души надеялся, что птица была все-таки курицей, а не каким-то иным пернатым.

Все блюда подавались либо холодными, либо едва теплыми — горячего не было вовсе. Не забывали японские барышни и про сакэ. Эту слабую рисовую водку японцы подогревать не забывали, угрюмо отметил Ландсберг. Не забывали — наверное для того, чтобы подчеркнуть отвратительный привкус самогона. Впрочем, как он себе признался, именно сакэ помогло ему с честью выйти из этого «поединка» с кулинарными деликатесами — местную водку хоть и наливали в малюсенькие чашечки, но весьма часто.

Наконец подали отварной теплый рис и чай, который пахнул вовсе не привычным Ландсбергу напитком, а каким-то веником. Эномото, исподтишка наблюдавший за гостем и доброжелательно рассказывающий о подаваемых блюдах, объявил, что чай и рис — финальная часть японского обеда. Правда, на столике тут же появился и десерт — конфеты из рисовой муки, а к ним почему-то — опять соленая редька!