И она почувствовала. Почувствовала, когда посмотрела в его глаза. Никогда прежде она этого не замечала, за все те годы, что он служил ей и ее брату. «Все дело в глазах», – подумала Исана. Он носил длинные волосы, и ей никогда не удавалось увидеть его лицо полностью, заглянуть в глаза. Он никогда не позволял ей перехватить его взгляд. Никогда не давал понять, какие чувства испытывает к ней.
Любовь.
Бескорыстную, тихую и сильную любовь.
Именно любовь помогла ему пережить годы тяжелой работы и одиночества, любовь заставила отказаться от своего имени, положения, гордости и семьи. Он сознательно убил все это в себе во имя любви, но не только любви к Исане. Она чувствовала в нем горечь, смешанную со сладостью, – глубокую скорбь, а также любовь к другу и патрону Септимусу и – как следствие – к его жене и сыну.
Ради этой любви он сражался, чтобы защитить семью Септимуса, работал в кузнице доминуса. Ради этой любви уничтожил свою жизнь и теперь до последнего вздоха, до последней капли крови будет их защищать. Его любовь не примет ничего другого.
Глаза Исаны наполнились слезами, когда тепло и сила его любви омыли ее, словно безмолвный океан, чьи волны бились в такт с сердцем Арариса. Она испытала благоговение перед столь сильным чувством. И что-то зашевелилось в ее душе. В течение двадцати лет она испытывала это только во сне. А теперь что-то сломалось у нее внутри, как глыба льда под ударом молота, и ее сердце воспарило на волнах золотого искрящегося смеха – смеха, который, как она думала, исчез навсегда.
Вот почему она никогда не ощущала в нем любви. Она потеряла это чувство сама за долгие годы работы, страданий и сожалений. Она не позволяла себе понять, что зерно пустило корни и начало расти. Оно терпеливо ждало конца зимы страданий, горечи и тревог, заморозивших ее сердце. Оно ждало нового тепла. Ждало весны.
Его любовь убила Арариса Валериана.
Ее слова вернули его к жизни.
Она не верила, что ноги донесут ее до Арариса. Поэтому Исана просто протянула к нему руку.
Арарис двигался осторожно, он еще берег силы. Все у нее перед глазами стало расплываться, но его рука коснулась ладони Исаны, теплой и нежной, и их пальцы переплелись. Она засмеялась сквозь слезы и услышала, как Арарис присоединился к ней. Они обнялись и так остались стоять, смеясь и плача.
Они ничего не говорили.
В этом не было нужды.
Амара устало оторвалась от книги, когда ручка двери в комнате – она находилась в гостевых покоях консула Цереруса – повернулась. Дверь открылась, и вошел Бернард, державший в руках поднос, уставленный едой. Он улыбнулся.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Бернард.
Амара вздохнула:
– Я должна была бы привыкнуть к болям. У меня они случаются каждый месяц с тех пор, как я стала девушкой. – Она покачала головой. – Что ж, теперь я хотя бы не плачу.
– Вот и хорошо, – негромко ответил Бернард. – Я принес мятный чай, твой любимый. И жареную курицу…
Он подошел к креслу у камина, в котором она сидела. Несмотря на летнее тепло, за толстыми каменными стенами цитадели Цереры было прохладно, и Амара мерзла, особенно когда у нее начинались боли перед месячными. Усталость, накопившаяся после путешествия, удары, царапины, вывихнутое плечо, ужасные воспоминания, разочарование из-за возобновившегося цикла, который к тому же оказался на редкость болезненным… Амара так плохо себя чувствовала, что согласилась, чтобы Бернард сам встретился с Первым консулом и консулами Церерусом и Пласидусом и рассказал им обо всем без нее.
Быть может, это было не слишком профессионально с ее стороны. Но она понимала, что едва ли будет выглядеть профессионально, если разрыдается из-за раздирающей тело боли. Вне всякого сомнения, в будущем она будет ругать себя за такое решение, когда воспоминания о боли смягчатся, но сейчас, пока она еще не забыла мучительных страданий последнего времени, она радовалась, что позволила себе немного отдохнуть.
– Как прошла встреча? – спросила она.
Бернард поставил поднос ей на колени, снял крышку с тарелки с курицей, налил немного сливок в чай.
– Ешь и пей.
– Я не ребенок, Бернард, – сказала Амара, голос которой против ее собственной воли прозвучал раздраженно; однако Бернард в ответ только улыбнулся. – И ничего не говори.
– Мне бы это и в голову не пришло. – Он уселся в соседнее кресло. – Ладно. Ешь и пей, а я буду рассказывать.
Амара бросила на него суровый взгляд и взяла чашку с чаем. Он был нужной температуры – не таким, чтобы обжечься, но достаточно горячим, и она наслаждалась теплом, которое начало постепенно распространяться по всему телу.
Бернард подождал, когда она откусит кусочек курицы, и заговорил:
– Вот каковы итоги. Силы Калара отступают. И это хорошо, потому что они не придут сюда, и плохо, поскольку все еще остались легионы, способные сражаться в будущем. Аквитейн победил в сражении с двумя легионами Калара, которые удерживали перевалы в Черных холмах, однако они сумели отступить, сохраняя боевые порядки.
Амара усмехнулась: