Легкая поступь железного века

И вот открыл глаза Степан Степанович Любимов. Хотел что-то сказать – и не смог. Попытался встать, но даже двинуться не получилось, лишь правая рука слегка шевельнулась. Ужас отразился в глазах Степана Степановича, и очень скоро крупные слезы потекли по белым щекам...

В соседнем селе, в Знаменке, был у Антипки духовник, отец Сергий, настоятель храма Знаменской иконы Божией Матери. К нему-то и привел на ночь глядя едва дышащий от всего пережитого мальчишка бледную, с ног падающую Машу. И когда увидел их отец Сергий, а паче - услышал сбивчивые Антипкины просьбы «сироту приютить», - сам едва не упал. Во всяком случае, в затылке почесал. Беглая холопка самого Любимова – поджигательница! - не шуточки, этак можно не только сана лишиться – в Сибирь угодить, да с семейством. Но батюшка, в молодости отличавшийся отчаянной смелостью, и сейчас недолго пребывал в колебании. Маша, очнувшись от бесчувствия, и поняв, что происходит, опустилась перед священником на колени.

- Батюшка, - прошептала она, - умоляю, исповедайте меня...

Исповедь затянулась. Антипка, угощенный матушкой, даже задремал, и дремал сладко, пока отец Сергий не велел его позвать. Когда же предстал он перед батюшкой, то заметил, что встревожено-суровое лицо его духовника смягчилось, и вроде даже слезинки в глазах стоят (или показалось?). Отец Сергий благословил мальчика и сказал:

- Будь по-вашему. Но надо ей, все едино, скрываться, подальше уходить от этих мест. Пусть пока у меня схоронится, а вскорости сына ожидаю из Великого Новгорода с супругой, так с ними уедет, а там... как Господь даст.

«А к тому времени, может, и Петр Григорьевич пожалует! Отпишу ему сегодня же», - подумал Антипка...

Не заезжая в Горелово, Александр и Петруша направились прямиком в Любимовку. Антипка, опасаясь невольно выдать отца Сергия и Машу, многого в письме не написал, о том лишь сообщил, что никуда, мол, не увозили Марью Ивановну, и теперь помощь ваша, барин, требуется. Да и не мастер он был писать много и складно. Так что Петр Григорьевич сильно мучался, гадая, что же сталось с его Машенькой. Меж ним и Вельяминовым решено было, что перво-наперво заглянут они в избушку-развалюшку, где обитала больная Машина бабка, а от нее, ежели повезет, и про внучку разузнают. Благо, избушка стоит на отшибе, явившись ночью туда, ничьего внимания не привлечешь.

Петр был мрачен и задумчив, все время бормотал что-то под нос, и Александр, наконец, не выдержал:

- Да сколько ж можно охать да вздыхать? Не лучшее средство, по моему разумению, помочь покинутой возлюбленной… Тихо, тихо! Драться желаешь?

- Саша... молчи лучше!

- Успокойся! – Александр стряхнул с себя его руки. – Сам хорош! Что ж ты бросил ее, в хищных лапах оставил, а? Сразу надо было действовать, сразу! Жених...

Петруша вновь попытался ответить действием, но Александр, несмотря на невеликий свой рост и хрупкость, тут же эти попытки пресек.

- Ну, ну! – Вельяминов был вполне спокоен. – Не будем ссориться, не хватало нам... Тихо. Нашел время!

- Не ты ли говорил, что я сошел с ума? – Петруша тяжело дышал.

- Мало ли, что я говорил тогда от досады за Наталью... Нынче не прав я, скажешь? Ну да ладно.

Солнце шло багровым шаром к горизонту. К вечеру растаяла весь день изнурявшая путников жара, деревья стряхнули с себя гнет тяжкого зноя. Пыль улеглась. В установившейся прохладе чувствовалось что-то, говорящее о скорой осени, о приходе дождей и холодов. Но пышная красота Любимовки была нетронута предосенними переменами. Петр же, ощущая умиротворение природы, почти возненавидел эту красоту...

«А ведь Сашка прав, - думал он, - дрянь я, не мужчина, не офицер! И впрямь бросил ее... Так я же думал, что увезли Машеньку! Поверил...»

Возвратился отлучавшийся Вельяминов:

- Все! Повозку я достал и лошадей крепких. Готов, жених? Ну, с Богом!

...Бабкина избушка-развалюшка в темноте наступившей ночи и вовсе потеряла форму, походя теперь очертаниями то ли на поленницу дров, то ли вообще – на огромный сноп. У Петра екнуло в груди, он бросился к избушке бегом, рванул на себя дверь. Жалобно скрипнул-пискнул изнутри жалкий засов, слетев в одно мгновение. Громкий женский возглас и взволнованное кряхтение старухи... Маша, сидевшая у бабкиной кровати, резко обернулась и вскрикнула вновь, поднялась с места, сделала шаг к Петруше и... упала без сознания к его ногам.

- Вот еще дела... – озабоченно прошептал входящий вслед за другом Вельяминов.

- Теперь я тебя не оставлю, голубка, - бормотал совсем потерявшийся Петруша, поднимая девушку на руки.

- Да увези ты ее отсюда, Христа ради, поскорее! – раздался сердитый, хриплый голос Авдотьи. – Откель взялся-то? Заявился, вишь, свет ясный... Ох, не годы б мои да хвори... так и придушила б тебя, барчонок, - зачем девке голову вскружил, а потом сгинул?!

- Тише, бабушка, - произнес Александр. – Мы за Машей.

Бабка рукой махнула.

- Ей судьба одна – в полюбовницах барских ходить. Так пущай уж лучше с энтим, с молоденьким...