Легкая поступь железного века

Плохо было Наде в подмосковном доме, в родовом ее гнезде. От графа, отца ее, – никаких известий. Фалькенберг, что всю дорогу казался мрачнее тучи, поселился, никого не спрашивая, в комнатушке на нижнем этаже и почти оттуда не выглядывал. Зато прибывший с Надей из Петербурга управляющий Прокудиных Карп Петрович не спускал с юной барышни глаз, и Надежда гадала, чей приказ выполняет он: самого ли Кириллы Матвеевича, Фалькенберга, а может... отца Франциска? Последний, к большому Надиному облегчению, до сих пор не показывался. Девушка догадывалась, что именно сие обстоятельство и послужило причиной тревоги и мрачности ненавистного немца. Если бы видела она, тихо плачущая в углу кареты на пути в Прокудино, как сопровождавший ее верхом Фалькенберг то и дело останавливается, и, оглядываясь, подолгу смотрит вдаль, то уверилась бы в своих предположениях. К страшной тревоге от неясности и двусмысленности своего положения, к волнению за отца (Надя хотя и была на него разобижена, но отец все-таки...) примешивалась горечь от расставания с Александром Вельяминовым и досада на него, дорогого возлюбленного. Зачем он играет с ней в какие-то тайны, когда у нее столько своих неясностей и непонятностей? Где он? Если любит по-прежнему, почему не спешит выручить из беды?

Дни Надя проводила в светелке наверху, что окнами во двор. Ей тоже не хотелось покидать свое убежище. Часами просиживала она возле открытого окна и смотрела, смотрела на едва видимый отсюда кусочек деревни...

Никто, кроме преданной Дашеньки, не имел доступа к барышне. Остальных Надя просто прогоняла, и сама выходила весьма редко – ей казалось, что всегда следят за нею хитрые глаза Карпа Петровича...

Нынче Дашенька явилась пред Надеждой радостная, выудила откуда-то обрезок бумаги.

«Я очень близко, и намереваюсь тебя посетить. Проведет ли меня твоя Д. сегодня вечером черным ходом, как бывало в Петербурге?»

Почерк был знаком. Надя взволнованно взглянула на камеристку.

- Наталья?! Где она? Ты ее видела?

- Нет, барышня, меня Сенька, казак их, остановил, когда я, исполнив веление ваше, из монастыря возвращалась...

- Как ответ передать?

- У околицы Сенька ждать меня будет...

Надя забеспокоилась: не опасно ли все это? Но как же хочется увидеть человека, у которого можно поплакать на плече! К тому же Надежде было известно: если подруга чего-то решила – ее ничто не остановит...

Уже совсем стемнело, когда Наденька с сильно колотившимся сердцем отворила дверь на условный Дашенькин стук. И тут же повисла на шее у единственной подруги. Непрошеные слезы обожгли глаза и, как не пыталась Надежда, но не смогла сдержаться. Наталья ласково провела ладонью по ее пушистым волосам.

- Надя, что случилось?

- Ничего не знаю, - юная графиня нервно дернула головкой, быстро смахнула слезу. – От отца никаких известий!

- Мы следовали за вами на расстоянии, я и Сенька. Случались препятствия на пути... а потом… ну да ладно, незачем о пустяках. Надин, я решила тебя похитить!

- Что?!

- Похитить, увезти с собой, спрятать... Не оставлять же тебя здесь с этим немцем. Понимаю, было бы намного приятней, кабы похищал тебя юный рыцарь на коне, но за неимением оного, думаю, придется тебе и на меня согласиться...

- Что ты такое говоришь? – Надя изумленно рассматривала подругу – дорожный костюм, весьма близкий к мужскому, высокие сапоги, треуголка на черных кудрях…

- …и я готова сделать это прямо сейчас. Тяжко у вас здесь, тревожно... Пока Дашенька твоя вела меня по лабиринту из лесенок, мне казалось: за мной наблюдают...

- О Боже!

- Да. Надеюсь, что ошиблась... И все же выходить во двор тебе опасно, могут перехватить в доме.

- Что ты задумала? – Наденька нервно дрожала.

- У садовой калитки ждет Сенька с лошадьми. А у меня... вот.

Откуда-то из-под камзола Наталья выудила туго скрученную веревку. Надя всплеснула руками и хотела что-то возразить, но подруга ее уже прилаживала веревку к окну, приговаривая:

- Здесь не высоко... Если ты никогда не делала этого раньше... Конечно же, не делала. Но это легко! Минута – и мы у калитки. А так, пока проберешься к черному ходу через весь ваш дом...

- Хорошо! – воскликнула Надя. Внезапно ее охватила злость, отогнавшая страх. – Мне нетрудно будет спуститься по веревке...

В дверь забарабанили.

- Надежда, откройте! – раздался голос Фалькенберга. – У вас кто-то есть!

- Убирайтесь прочь! – закричала Наденька вне себя, и слезы, на этот раз злые, вновь блеснули в ее глазах.

- Надя, сюда, быстрее... – зашептала Наталья.

За дверью послышались женские рыдания, их перекрыл мужской голос:

- Надежда, если вы сию секунду не откроете, я своими руками задушу вашу горничную! Я уже держу ее за горло, она плачет. Я не шучу! Иначе мне не войти, эти чертовы двери не выломаешь... Ну!

- Подлец! – воскликнула Наденька, задрожав уже не от страха, а от негодования, и бросилась к двери. Наталья едва успела спрятаться в маленькой нише за занавесью.

Фалькенберг не вошел, а вломился. Взглянув на него, Надя ощутила настоящий ужас: серые глаза немца были почти безумны.