Легкий мужской роман

Это условный знак: звонят свои. А свои – это пара фавориток-Люсек, сын Иван, двадцати лет от роду, и друг мой единственный по фамилии Бах, по имени Вовка, а по прозвищу Бахус. Небрежно вьющаяся светлая шевелюра, бледно-голубые навыкате глаза, честные и глуповатые, и уверенная стать заматерелого мужика, любителя пива, бани и баб – вот вам эскиз Вовки. Что невероятно – так это то, что он холостяк. Причем не идейный холостяк, а – случайный и нелогичный. Он раз и навсегда отрегулировал женский вопрос, порешив, что все женщины в его жизни будут случайными – до тех пор, пока он не встретит свою Гретхен. А то, что он ее встретит, в этом он не сомневался. Он знает, кого ему надо, просто пока не встретил. Когда его спрашивали (все больше почему-то женщины), не засиделся ли он в холостяках, Бахус остроумно парировал своим любимым изречением: «Рано поданное блюдо бывает слишком горячим».

Снимаю трубку. Это Федор (забыл вам представить еще одного посвященного, своего), приятель-рок музыкант, раздолбай, подонок и гений одновременно.

– Старик, что, бля, характерно, нужна твоя хата и диван. Презервативы – свои. Как понял?

– Федор, гигантуля, после твоих экзерсисов мой рыдван жив едва.

– Женька, что, бля, характерно, сделал песню – чума. Хочу тебе завезти. Ну, и чувиху тут подсеяли… Жопа – во. Рядом стоит. Поет – чума. Надо трахнуть, бля.

Федор – это стихия. Грязная, нудная и достаточно регулярная, словно наводнение или сель. Отвязаться от него практически невозможно. Но общаюсь я с ним не без интереса, да и гений он, как-никак, не чета мне.

– Значит так. Записывай. В холодильник, сволочь, ни ногой, ни рукой. Ключи передам у метро, там, где обычно, на Интернациональной.

– На Центральной?

– На Интернациональной. У саркофага (это мы так называем Дворец Республики). В 22.00 вернусь домой. Как штык. К этому времени чтобы умотали со своей жопой. Как понял?

– Что, бля, характерно, с кем имеешь дело? Железняк. Нет, друг, там, бля, жопа – беда, я уже за конец вторые сутки держусь…

Читатель, прошу понять меня правильно. Современный роман должен быть коммерческим романом, в противном случае он не дойдет до читателя. Коммерческий же роман – это детище низкого вкуса. Если я не напишу «жопа» и «б…» – получится нравоучительный Л. Толстой или унылый А. Чехов. Кому они нужны сегодня? Реализм далеко шагнул со времен Толстого, ему и не снился такой лексический и психологический диапазон. Я хочу, чтобы меня читали. Вот я и делаю уступки жанру, так сказать, чутко улавливаю веяния времени. Иду на компромисс. Бизнес есть бизнес. Хотите б… – будет вам б.… Надо учиться торговать собой, надо учиться выживать в современном мире. На войне как на войне (надо будет спросить у профессора, как это пишется по-французски).

Скороговорочка Федора «что, бля, характерно» срослась с ним и стала частью его имиджа, как длинные волосы или грязные носки. Она ничего конкретно не выражает, а потому может выражать все, что угодно.

Вот зачем опять впустил я в дом эту нечистую, гнусную обезьяну?

К чувству вины добавилось чувство брезгливости, смешанное с чувством досады на себя, плохо освоившего такую современную науку говорить волшебное слово «нет», – и утро было слегка испорчено.

Зато я неплохо умею концентрировать мысли и собирать остатки былой воли в кулак – умения и навыки с той поры, когда я подавал надежды стать сверхчеловеком, гигантом, оригинальным писателем и мыслителем. Собранные воля и мысли заставили меня бодро подняться с дивана – кстати, нового, прочного и удобного, удивительной конструкции, изящно гармонировавшего с обоями неброского цвета, удобным же креслом и небольшим, ручной работы письменным столом, подобранным в тон всему остальному убранству. Люське 15 так пришелся по душе и по заду мой сексодром, что она обязала мужа купить такой же. С целью укрепления семейного союза. Стервозность ветреных дев порой доводит меня до припадков ненависти ко всему роду человеческому. Впрочем, аргументы в виде мужлана Федора заставляют меня быть более объективным и разделять с женщинами ответственность за испорченные нравы.

Над письменным столом – внушительная книжная полка. «Евгений Онегин», да с ним еще сотни две-три романов, в которых отразился век и современный человек изображен довольно верно. (Романы, замечу, века прошлого, и позапрошлого, то есть ХХ и ХIХ.) Не будем о грустном.

Кабинет не кабинет, но я довольно долго и вполне сознательно шел к своему обособленному жилищу. Жена, Люська Первая, с сыном Иваном живут в хорошей трехкомнатной квартире. Фото Ивана, любознательного юноши с открытым взглядом, стоит у меня на столе.

Энергичная зарядка, как всегда по утрам, с гантелями и эспандером.

Потом – душ и неторопливый завтрак на уютной кухне, где у меня всегда чисто. Холодильник, маленький телевизор. Что еще надо стареющему джентльмену, чтобы уверенно встретить дряхлую старость и неизбежную смерть?

Я люблю свои долгие завтраки, я люблю одиночество.

Я ненавижу болезни и смерть.

Посуда вымыта. Везде порядок. Люблю порядок.

И зачем только я привадил обалдуя Федора?