Легко

Не знаю, зачем я это спросил, как-то агрессивно. Шулич только посмотрел на меня, но ничего не сказал. Посмотрел на Агату, улыбнулся, потом рассмеялся.

Агата: Да что там у вас?

Встает, слинг с младенцем, завернутым в одеяло, прижимает к себе. Невероятно умный младенец, все время после отхода Презеля он молчит, спит, ни слуху ни духу. Лучше, если бы она не подходила, но она подходит.

Шулич: Нужно спросить, не что у нас есть, нужно спросить, чего у нас нет.

Как умно. Агата упирается взглядом в зияющие отверстия, как будто разочарована. Потом медленно прижимает руку к губам.

Агата: Ой-ой.

Потом с упреком смотрит в нашу сторону. Самокритично готов признать, что в этот момент, скорее всего, мы не выглядим слишком авторитетно, хотя Шулич, может быть, думает по-другому.

Агата: Как это могло с вами случиться?

Уже в этот момент я понимаю, что все плохо закончится. Слишком далеко она заходит с этими своими вопросами. Однажды мы сцепимся по этому поводу.

Девчонка зависит от меня. Я могу ее везти, куда заблагорассудится, она должна под меня подстраиваться. У нее нет своего выбора, пусть даже не воображает. А она мне так, по-царски: Ой-ой.

А потом: Дайте мне бурек. Я его подогрею, хорошо?

Шулич хохочет, правда, во весь голос. Холм, где мы стоим, весь серый, гравий поблескивает голубоватым светом. Шулич ударил по крыше автомобиля. Как будто он за него не отвечает.

Шулич: Нет, на машине можно ехать. Пока затянуты ремни безопасности, можно ехать. Лишь бы завести.

Она что, его околдовала? Пока я ходил в кусты?

Я: Что предлагаете? Разъезжать по Кочевскому Рогу в машине без дверей?

Шулич: Не вы первый, не вы последний.

Агата: Да вас же здесь никто не знает.

Смотрю на них. Ушам своим не верю.

Агата: Атак — вы единственный, кого мы здесь видели, кто ходил вокруг машины.

Что она меня здесь моими же цитатами кормит?

Шулич: Ладно, успокойтесь. Всем успокоиться. Паника ни к чему хорошему не приведет.

Холмистые просторы обступают нас, заросшие холмы поднимаются за нами, залитые лунным светом, неожиданно яркие, контрастные; в прежнем бархате темноты, которую разбивало только оранжевое сияние огня, в глубине — это скорее угадывалось, чем было заметно, — проступали очертания дороги. Действительно, ведь темнота как будто приглушена, все вокруг черно, а там — разрез, как на поверхности Луны, без атмосферы, которая рассеивает свет. Чувствую себя, ей-богу, будто плаваю в море, как Нил Армстронг или Базз Олдрин на Луне, закрыт в огромный баллон скафандра, из-за отсутствующей мимики и обычных привычных движений, как кукла, артефакт, урезанный до одной шестой своего нормального веса, так что каждый шаг выбрасывает на неожиданно далекое расстояние, и ты всю дорогу занят тем, чтобы каким-то образом все же поймать себя и надеяться, что приземление будет удачным. Мягкая посадка, так сказать. Как будто в сиянии холодного света Земля и Луна поменялись местами, Земля сверху, Луна снизу, еще более ледяная и темно-синяя, чем даже зимнее море, а мы все — на Луне, в стерильном, убийственном пространстве без атмосферы. Бесконечно одинокие, бесконечно далеко от дома, от постели, где везде родной знакомый запах. Но при этом мы все равно остаемся людьми. Да поймите вы, даже под этим скафандром, который плавает перед вами, делая неловкие движения, мы всё еще остаемся людьми, такими же, как и вы.

* * *

Хорошо. Возвращаемся к огню, другого нам все равно не остается. Садимся.

Я: Ты понимаешь, почему вас деревенские жители не любят? Почему они вас настолько ненавидят, что даже пришли, чтобы выгнать вас, стереть с вашей земли, чтобы следа не осталось?

Агату аж передернуло.

Я должен кое-что пояснить. Эта девчонка в моих глазах потеряла почти все, что ей удалось приобрести в первые часы нашего знакомства.

Ведь так нельзя. Я ей никогда не показывал ничего другого, кроме уважения, которое она заслуживает, как и любое другое человеческое существо. В отличие от кое-кого. Таких несколько. Хорошо, там наверху, у их дома (дома!), я ей слегка угрожал, но это было сделано чисто гипотетически в целях насущной необходимости, чтобы продемонстрировать ей мой авторитет и полномочия, на самом деле я ей ничего плохого не хотел. Да и того, о чем я тогда говорил, я никогда бы и не сделал, думаю, это уже всем ясно. Что бы она там ни сотворила, это в прошлом, я всегда думал о том, что ей нужно помочь, а не морочить голову и не тащить с одного места в другое, и там уже смотреть.

У бедняков даже ногти не были подстрижены, и когда их бросили в машину и захлопнули дверь, 15 см ногтя торчало наружу… жуткий вид

У меня нет слов… мы становимся Америкой

Оскар, как тебе не стыдно, полный кретин.

SIG HAJLER: малыш, не сдавайся

SIG HAJLER: мы С ТОБОЙ

SIG HAJLER: дай тому орангутангу ремня.