Читаем Легко и просто, или Кризис тридцати лет полностью

Помнится когда-то Наташка, находясь под влиянием своего хронического депресняка и моего кризиса, говорила: «А скоро нас безнадёжно и не взаимно потянет на молодых мальчиков». Я тогда даже внимания не обратила на это её высказывание. Кто сказал, что всех старых тёток обязательно тянет на молодых мальчиков? Да и вообще, разве до мальчиков мне было при моей дистонии? Ни молодых, ни старых, казалось, больше никогда видеть не захочется.

Ну, вот и что со мной твориться? Неужели началось? Безнадёжная тяга к юному телу, как спасительному лекарству? Погоня за уходящей молодостью? Да, фиг тебе, Наташка! Ничего более надёжного, более искреннего и взаимного я не испытывала никогда в жизни! Нет, я не влюбилась! Я ЛЮБЛЮ! Я люблю и любима, я счастлива!

Нет, мы с Игорем, конечно, ещё не говорили о чувствах, но здесь не нужно слов. Это тот самый момент, когда слов не нужно вообще.

Это любовь. Это страсть. Это невозможность жить без человека ни секунды.

Я попросила не звонить в воскресенье, он позвонил уже в обед. Я знала, что он не выдержит, и предварительно поставила телефон в беззвучный режим. Я сердцем почувствовала, что он звонит. Я схватила телефон и выскочила на лестницу.

– Ты чего? – кричала я шёпотом в трубку?

– Я соскучился! – кричал он в голос, его слова звучали, как вызов, как претензия, как обида и как крик отчаяния одновременно, – я не могу без тебя ни минуты.

– Игорёк, если ты не будешь иметь терпение, мы вообще не сможем общаться, – умничала я на правах старшей, но я знала, что терпения нет, ни у него, ни у меня. И что, если бы ни его звонок, я бы позвонила первой, нарушив все свои же запреты и общепринятые рамки приличия. И что неважно, если мой Лёшка о чём-то догадается. Ничего не важно – с Игорем Смирновым я буду видеться, слышаться, встречаться… Я буду с Игорем Смирновым! И ничего больше меня не волнует!

Второе свидание

Сегодня Лёшка уехал на рыбалку с ночёвкой, а свекровь повезла Юльку в деревню. А у меня выходной! Я весь день сижу в контакте, не замечая, как летит время. Я уже знаю, что сегодня вечером встречусь с Игорем. Но пока не могу выстроить разговор так, чтобы он сам предложил встречу. Видимо, он боится, что снова будет неловко. Общение в сети и по телефону даётся нам куда легче, чем «живые» встречи. Но я хочу именно встречи. Я хочу взглядов и прикосновений. Я только слегка побалуюсь. Естественно не допущу ничего лишнего. Просто посмотрю, полюбуюсь, может быть случайно коснусь плеча. А-а-а! Меня понесло. Я смотрю в монитор на его фото и просто горю от желания быть рядом с этим человеком! Да что происходит-то? Я ни о чём другом не думаю вообще в последние дни. Я стала «человеком одной темы». Эта тема – «ИГОРЬ». Конечно, в моей жизни происходит ещё много чего. Работа. Семья. Подруги. Вот вчера приезжала Маринка – бывшая моя коллега. Вечером запланировали встретиться. Но разве до Маринки мне теперь. Встретиться вечером я хотела бы с Игорем. И я с ним встречусь! Вот уже, кажется, получается. Разговор плавно переходит к тому, что неплохо было бы сегодня вечером…

АААА, получилось! Он предложил увидеться. Мне не пришлось самой делать этого. Ура! Начинаю собираться прямо сейчас. Я должна быть неотразимой. План в голове созрел мгновенно: встречаюсь с Маринкой. Говорю Лёшке, что ночую у неё. Для верности, могу даже передать ей трубку (а то что-то Лёшка мой в последнее время стал каким-то недоверчивым), встречаюсь где-нибудь в Маринкином районе. Ну, тоже для верности, мало-ли что. Вдруг муж решит проверить. В общем, обеспечиваю себе полное алиби. И со спокойной совестью гуляю с Игорем. А потом иду к Маринке спать. Так я и сама поверю в свою невиновность. Ведь я не вру: ночую у Маринки.

План срабатывает на все сто. В девять вечера мы с подругой сидим в её машине в скверике, неподалёку от её дома. Меня трясёт от предвкушения, я снова волнуюсь, краснею и тараторю, как школьница. Маринка смеётся, даёт мне наставления отзваниваться почаще и прийти не слишком поздно. Игорь должен подойти в сквер к десяти. Это хорошо, как раз стемнеет. Мне так будет совсем спокойно. Ночь, темнота, железное алиби, муж на рыбалке, свекровь с дочкой в деревне… Можно полностью окунуться в свои чувства. В эти странные и неожиданные чувства к бывшему ученику, к молодому пацану, к милому обаяшечке Игорьку Смирнову.

– Я в белой майке, – зачем-то сообщает мне Игорь. Будто я не узнаю его без этой приметы. Вот зачем он мне это сказал? Смирнов вообще иногда как-то странно рассуждает и говорит немного не по теме… Но почему-то меня это не смущает, а даже наоборот… Вот сейчас, я сижу и представляю его крепкое загорелое тело в белой майке, и не могу дождаться мгновения, когда уже наконец увижу его.

Увидела. Слежу, как он переходит дорогу, как с каждой секундой его торс «в белой майке» приближается ко мне. «Я в белой майке», – в голове только вот эти его слова. Только они, а всё голова пустая-пустая… «Я в белой майке»… И всё! И я понимаю, что больше за себя не отвечаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза