Легко видеть

– «Если завтра война, если завтра в поход,

Будь сегодня к походу готов!..»

или – «Гремя огнем, сверкая блеском стали

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин

И первый маршал в бой нас поведет!

Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде —

Мы начеку, мы за врагом следим.

Чужой земли мы не хотим ни пяди,

Но и своей вершка не отдадим!

Гремя огнем, сверкая блеском стали…»

Была практически отмобилизована колоссальная по численности армия, постоянно находившаяся в напряжении и изнуренная учебными тревогами. Командиры постоянно повышали свою требовательность к подчиненным. Этого требовали приказы сверху и политруки. Отсюда и внимание к шпорам, которые обязаны были носить не только в кавалерии и в артиллерии на конной тяге, но, по свидетельству маршала авиации Савицкого, и в военно-воздушных силах – он, будучи пилотом, командиром авиационной дивизии, сам накануне войны носил не только шпоры, но и шашку! Так что со стороны личного состава готовность к боевым действиям была нешуточной. Другое дело, что в прифронтовой полосе, куда нагнали в переизбытке «живую силу», во многих частях не было выдано оружия, а большинство только что учрежденных мотомеханизированных корпусов, кроме как живой силой, не были укомплектованы ни танками, ни положенным автотранспортом, то есть оставались бронекорпусами только на бумаге, хотя слабо вооруженный людской состав на местности все же был. Эту «живую силу», столь же плохо управляемую командирами без опыта и средств связи, сколь и плохо оснащенную, немцы быстро превратили в неживую или полудохлую, то есть в пленных, которых немцам не хотелось, да и нечем было кормить, и в окруженцев, отрезанных от любых источников снабжения, кроме попрошайничества, мародерства и конфискаций. Сугубый формализм подготовки, почти полностью заостренной на второстепенных и даже третьестепенных делах, привел к страшному разгрому и захвату противником огромных территорий. Олег Иванович оказался на Ленинградском фронте. Сначала он служил в войсковой разведке, но после ранения стал наблюдателем. Однажды зимой, когда Нева уже замерзла, он отнаблюдал, как по льду был брошен в атаку на Невскую Дубровку батальон юнг из Кронштадта в черных бушлатах и клешах. Вместе с ними в боевых порядках двигались штук двадцать пять танков. Как только они удалились от своего берега, немцы открыли артиллерийский огонь с единственной целью – разбить побольше речного льда. Целиться по танкам не было никакой надобности. Через несколько минут они сами пошли на дно все до одного. Те из юнг, кто не погиб вместе с танками, были истреблены пулеметным огнем.

Олег Иванович говорил об этом спокойно, без возмущения, казалось даже с насмешкой. Бездарная гибель почти тысячи людей, в основном совсем юных, охваченных патриотическим порывом и сплоченных железной мальчишеской обязанностью не дрогнуть перед лицом своих товарищей, представляла для него всего лишь один эпизод его войны, возможно, далеко не самый трагический. По крайней мере, погибшие юнги и танкисты в своих многотонных машинах долго не мучились. После атаки остались только черные дыры во льду, да одетые в черное неподвижные тела. А в такие безнадежные фронтальные атаки на непроходимый и неподавленный немецкий огонь советское командование бросало свои войска на всем протяжении фронта от Баренцева моря до Черного множество раз. Немцы так почти никогда не поступали. Их командование старалось экономить солдат. Поэтому в основном только к немецким войскам можно было отнести слово «воевали». Наших же людей обычно просто гнали на убой.