И несмотря на все это, скорость и полнота покрытия убыли в войсках пополнениями из резервов в СССР оказалась выше, чем в Германии. Это вынуждены были признать немецкие стратеги, сначала признать, затем капитулировать. Было ли во всемирной истории что-либо подобное где-то еще, Михаил не знал, но думал, что вряд ли. Китай, возможно, нес не меньшие по размеру потери в войне с Японией, но он самостоятельно эту войну и не выиграл, как и следовало по логике вещей. Это Советский Союз сделал за него, разгромив японскую Квантунскую армию и очистив от оккупантов Внутреннюю Монголию и Манчжурию. Если Сталин изрекал: «Сделать любой ценой!» его полководцы так и делали, но затем уже делом Сталина было поставить им новое пушечное и пулеметное мясо взамен истребленного – и он его давал. И сталинское «Любой ценой!» неукоснительно транслировалось от верховного главнокомандующего через командующих фронтами, армиями, корпусами, дивизиями до командиров полков, батальонов и рот и, наконец, до «ванек-взводных», которые уже обязательно в одной линии со своими солдатами шли на пулеметный огонь и на минные поля и лежали под бомбежкой или артобстрелом. Каждый в этой начальственной цепочке, выслушав команду сверху, говорил «есть!» или «слушаюсь!» или «так точно!». Если сигнал, не дай Бог, где-то задерживался или не проходил, в дело вступал трибунал. С ним уж задержек не было. Секретные сведения о потерях отовсюду стекались в конце концов обратно к Сталину. Если он находил их величину компрометирующей его репутацию великого полководца, он их преуменьшал во столько раз, сколько было нужно, чтобы они его не компрометировали. Михаилу рассказывали знающие люди, что после войны Сталину представили сводные данные о потерях на фронтах, в тылу и на оккупированных территориях. Сталин, посмотрев на сводку, сказал: «Много!» и уменьшил ровно вдвое. Получившиеся после этой операции двадцать миллионов человеческих жизней фигурировали в официальном Советском обиходе в течение нескольких десятилетий – до перестройки, не подвергаясь ревизии. После нескольких попыток добиться истины по этому вопросу число погибших увеличили, но не намного – «всего» на семь миллионов человек. Впрочем, и это запоздалое полупризнание в сущности ничего не меняло. Переполненные трупами реки и речки в местах переправ, подножья и склоны гор и холмов, густо устланные трупами, просто поля и небольшие рощи – все это нельзя было отменить никакими правдами и неправдами. Хотя правду все-таки лучше было бы знать, чтобы меньше доверяться славе и доблести тех, под чьим руководством мы пришли к тем достижениям, каких не перенесла бы никакая другая страна, кроме чудовищно многолюдного Китая, где человеческая жизнь по этой причине ценилась еще меньше, чем у нас. Лично Сталина в СССР с грехом пополам переоценили и осудили, но его военщину, особенно в высших слоях – нет. Они не утратили своих командных высот, оставаясь на уровне интеллекта своих старших коллег времен Второй Мировой. Новые технические средства и возможности они, разумеется, признали и научились некоторым образом использовать, но к главному так и не пришли – к пониманию высшей необходимости и целесообразности беречь своих людей. А без этого нельзя рассчитывать на то, что мы будем готовы к ведению современной войны по-суворовски: не числом, а умением. Но поскольку существование каждого генерала может быть оправдано только определенным числом находящихся в его подчинении солдат, раздутый и разнузданный генералитет изо всех сил противился и противится сокращению численности вооруженных сил, убеждая, что это как ничто другое подрывает обороноспособность страны. Их сверхпатриотическая истерия (надо сказать, до последнего визга очень продуманная с точки зрения их эгоистической заинтересованности в самосохранении) поднималась до самых предельных высот всякий раз, когда от них не на словах, а на деле требовали реформировать вооруженные силы, а поскольку этого больше всех добивались от них политики демократического толка, они и клеймили демократов как предателей, у которых одна забота – развалить армию и госбезопасность, да продать Родину за гроши империалистическому Западу.