Выругавшись про себя по этому поводу, Михаил очнулся от раздумий. Река становилась все шире и мощней от воды переполненных водой притоков. Паводок напоминал, что нельзя расслабляться и на спокойном участке. При такой турбулентности потока можно было ненароком столкнуться с каким-нибудь плывущим притопленным деревом или бревном. А обстановка безделья и привычные, ничем уже давно не поражающие виды притупляли внимание, как, по словам отца, оно притуплялось при осмотре экспозиций итальянских музеев, где шедевров перед глазами были просто тысячи. О том же самом, кстати, задолго до отца свидетельствовал и любимый Михаилом американец Марк Твен. Именно ему принадлежало первое определение туризма. Это была фраза из обращения к русскому царю в Ливадии, которую Михаил почерпнул в книге «Наши простаки дома и за границей»: «Составляя небольшое общество частных лиц, путешествующих без надобности…» Кто еще сумел столь точно выделить самые существенные признаки занятия туризмом – частную инициативу людей, не извлекающих материальных выгод из своих путешествий, то есть побуждаемых к ним не практической надобностью тела, а исключительно бескорыстными устремлениями души? И ему же, Марку Твену, принадлежала другая на всю жизнь запомнившаяся сентенция: «Путешествия развивают юношество и изнашивают брюки». В ее буквальной справедливости к вящему удовольствию Михаила убедилась в Беломорских походах и внучка Света. Она нашла эту фразу в качестве эпиграфа к тетрадке деда, в которой тот со школьных времен записывал маршруты всех своих путешествий. Да, много брюк, рубашек, курток, штормовых костюмов миновало у него с тех пор, хотя каждая из этих вещей служила обычно не по одному сезону. А ведь в те дни, когда он завел эту самодельную тетрадку, самолично сшитую белыми нитками из листов линованой почтовой бумаги с переплетом из толстой серой, со стороны могло показаться, что начитавшийся книг о путешествиях мальчик так и будет всю жизнь заносить в нее записи о путешествиях только на поездах и пароходах, настолько он был инфантилен, пожалуй, даже хил. Но Бог миловал и дал ему навсегда увлечься настоящими путешествиями, когда от него и его спутников зависело, сколько они сами пройдут по рекам, тропам и бездорожью и сумеют ли при этом выжить и уцелеть. В них он познал счастье обретения какой-никакой, но силы духа и непосредственного общения с родной и любимой прекрасной Землей. В них он либо познакомился, либо узнал по существу большую часть своих любимых и лучших женщин. Их женственность, привлекательность и красота в походных условиях проявлялась сильней, чем в цивилизованных и домашних, а уж о превосходстве и великолепии их духа и души в сравнении с любыми другими людьми нечего было и говорить. Чем сложней и опаснее были походы, тем более зримыми становились их высшие человеческие качества, тем очевидней делалось, что не они «слабый пол». Их присутствие и стойкость укрепляли волю мужчин к преодолению того, чему они сами бросали вызов, еще не представляя себе в полной мере того, с чем встретятся и чего это от них потребует. Их пронизывала одна и та же первозданная сила, когда они оказывались на авансцене перед ликом Земли и всей звездной Вселенной. И именно женщины сияли особым светом, когда их касалась лучезарная красота Мироздания. И тогда не возникало – не могло возникнуть – сомнений в том, кто именно является высшим творением Божьим среди людей, даже если они в чем-то уступают мужчинам в инициативности, непоседливости, в практической изобретательности и аналитике, но не в духовном разуме и интуиции, верности любви и высшим ценностям Божественного Бытия.