Легкое пламя. Триллер для двоих

Планов у Маши не было. Ирина понимающе покивала и предложила отобедать ночью в клубе около Киевского вокзала, куда Маша воодушевленно направилась после десяти вечера, когда стемнело. В Москве много темных двориков. Там так рано темнеет, что если кто-то покрадется и начнет убивать, не услышишь, не почувствуешь. На согнутых ногах Маша добрались до клуба, где ее с двумя бокалами шампанского встретила все та же Ирина, кивающая в сторону зала и таинственно прищуриваясь.

К полуночи танцы на сцене были уже совсем – эротическими, а Ирина бросала взгляды в сторону пожилого бизнесмена и говорила, что если она не познакомиться с ним сейчас и он не влюбится в нее на всю жизнь, Маша может завтра публично вылить ей ведро воды на голову.

Воды в Москве – сколько угодно. Утром к их стенду почему-то подъехала огромная тачка с питьевой водой в бутылочках, которую пять бравых юношей отгрузили и поставили вокруг их места обитания. Ирина отдавала распоряжения, всем своим видом давая Маше понять, что о прошлом вечере нет возможности говорить, так как у нее, у Ирины – «бешенные неприятности». Оказалось, что она была официальным представителем всей туристической Испании в Москве, ее испанский офис находится на Красной площади, а побывать ей там, к сожалению, не удалось ни разу за три года, пока она занимала столь высокий пост, так как за это время у нее «правда-правда, не было ни секунды». Зарплату она получала достойную, но это никак не могло скрасить дела, потому как она и так ничего не успевает, да и успеть не может. К часу дня Ирина вдруг сказала ей, что ужасно устала, и в компании попавшихся по дороге двух московских студенток с филологического факультета, они ушли с выставки и направились в ресторан.

Ночью Маша и госпожа Родригес гуляли в Китай-городе. Госпожа Родригес долго рассказывала ей о том, что сейчас, именно сейчас этот самый офис – опечатывают. На следующий день ее уже не было, и очень воспитанный испанец с улыбкой констатировал, что Ирина оставила на столе в самом присутственном месте свой лифчик, который они и изъяли вчера вечером из офиса, а офис после столь скандального события, естественно, – опечатали. Больше Маша ее никогда не видела. А Москва, Москва как будто бы перестала без нее существовать. Маша приезжала в столицу много раз. Единственное, что она могла сделать для города, были вечерние посещения выставок, куда она сопровождала первокурсниц московского филфака, и где решительно знакомила их с молодыми людями, всегда представляясь, как госпожа Родригес. Фамилия имела успех, а студентки были в восторге. Маша всегда помнила эту яркую женщину, которая, оказывается, на тот момент собиралась выйти замуж за троюродного брата президента Испании. Где она теперь – Маша не знала, но свято верила, что ее подруга все-таки претендовала на испанскую корону.

Мужчина с детским лицом

Снова объявилась девушка Кирилла. Маша его совершенно не ревновала, сама не знала почему. Девушка была молода, и это Маше даже нравилось. В какой-то момент Кирилл сказал Маше, что во взрослых отношениях появление чего-то нового это все же – прекрасно, и она, немного поразмыслив, приняла это как факт, ничуть этому не смутившись. На работе в финской компании, где Маша сидела у компьютера до шести вечера, ее окружали одни женщины. Иногда ей казалось, что нет ничего страшнее, чем общество дам в возрасте, которые с утра до вечера рассказывали о семейных ценностях и доброте, погружая ее в какую-то неистовую тоску. Маша перестала верить в «ценности». Теперь ей все чаще стало казаться, что самое важное для нее это ощущение вечной влюбленности в жизнь, легкости, свободы. Кирилл во многом соответствовал ее внутреннему состоянию именно потому, что ничего не навязывал, не говорил о чувствах, не клялся в любви, как будто держал ее во внутреннем состоянии постоянной истерики, которая дико ее мучила, но, как ни странно, позволяла жить, двигала вперед. Оказавшись среди женского общества, Маша в который раз выслушивала лекции о том, как нужно правильно одеваться, как грамотно общаться с мужчинами. В этом бабском и заботливом совете был какой-то тайный приговор всему тому, во что она в жизни верила, ради чего жила, как будто любая из ее подруг душила ее своей сильной, теплой женской рукой, отнимая уверенность в себя каждый раз, когда напоминала о том, что у нее, у Маши, все – неблагополучно, при этом обещая сделать из нее самую правильную, красивую, преданную, а заодно и еще более несчастную инфузорию на свете.

– Как Кирюша? – спрашивала ее коллега по офису, приветливо улыбаясь.

Маша отчетливо видела морщины Елены Сергеевны, спрятанные за косметикой, тяжелую походку, добрую улыбку.

– Хорошо, – отвечала она.