Легкое пламя. Триллер для двоих

Квартира Танечки была в Купчино, и Маша ехала туда совершенно спокойно и целенаправленно как на обычные приработки. Танечка открыла дверь и на этот раз показалась Маше какой-то даже особенно красивой. Настолько красивой, что Маша даже глаза от испуга зажмурила. Этакая Сандра 80-х, только помолодевшая, и, казалось бы, совершенно не осознающая, что она Сандра. Танечка вспомнила, что была инженером, на работе теперь была занята ужасно, поэтому заниматься французским языком начала бодро и почти каждый день.

Продолжались занятия месяц. После урока они неспешно разговаривали на освещенной красным светом кухне, так долго, что Маша уже переставала различать силуэты проходящих за окном прохожих. Танечка была боевой до умопомрачения, много рассказывала Маше о Ванге, мистике, энергии, своей непростой жизни, деньгах, мужчинах и еще о чем-то, что Маша пыталась уловить в ее резких движениях и красивых глазах. Было удивительно слушать, с каким рвением она рассказывала о своих мужьях. Даже то, что ей было больно и обидно ни на секунду не оставляло сомнение, что она властвовала над мужчинами, как и над их карманами. Ее распахнутые черные глаза преображались, светились дьявольским фосфорическим блеском как у волчицы из детского ужастика, от которого невозможно оторваться. Она краснела и все внутри ее, казалось, клокотало, дымилось от скрытого в груди чувства. Было странно выходить из квартиры и слышать ее с придыханием глубокий шепот, который постепенно начал Машу преследовать. Как-то вдруг совсем раскрасневшись, она обмолвилась, что ее родственники тоже похоронены на Серафимовском кладбище, как и Машины. Было в этой фразе некоторое подтверждение того важного, установившегося между ними, поэтому Маша, неожиданного для себя, с радостью согласилась учить французскому языку ее старшего четырнадцатилетнего сына.

Когда Маша начала заниматься с Алешенькой, то стало ясно насколько он избалован и одинок. Почему он проникся к ней, она и сама понять не могла. Дети легко чувствуют привязанность, даже если она, в большей степени направлена к их матери, и особенно, если эта привязанность носит странное свойство. Чувствуют и все. Маша пыталась выложить ребенку все, что знала – абсолютно все, было от этого чудно и приятно, и она с потаенной радостью видела, как он преображался, когда она приходила, как будто чувствовал, что ему, ему одному, выписали самого лучшего, то есть терпеливого педагога откуда-нибудь из Калифорнии, Сан-Франциско или Гавайских островов.

С Танечкой они поехали в Лондон. Просто решили, собрали деньги и поехали. Решение было продиктовано странным желанием свободы, которой не было у обеих. Это желание было настолько обоюдным, что на тот момент не могло найтись лучшего решения и партнера по путешествиям. Маша ждала поездку. Почему, и сама не могла себе толком объяснить. Так ждут посещения зубного врача, когда вся челюсть на удалении и накануне наступает такое внутреннее спокойствие, что даже получаешь удовольствия от осознания собственного героизма. Казалось, что ничего не могло быть лучше, как оказаться с Танечкой наедине и подолгу слушать эти ее бесконечные рассказы о своей жизни.

Когда они приземлились и вышли в Хитроу, то сразу взяли такси. Танечка села на первое сидение и долго указывала удивленному таксисту путь. Когда они заселились в гостиницу, то сразу отправились в Гайд-Парк, где было непривычно много народу. Присмотревшись, Маша увидела, что обитатели были исключительно представители семей Саудовской Аравии, как будто, все они одновременно перебрались в Лондон и теперь устроили здесь свой собственный восточный город, отгородившись от европейской части столицы и управляя ею тайными силами.

Гостиница была совсем маленькой, под крышей, на пятом или шестом этаже, что для столицы Великобритании кажется – запредельно высоким местом пребывания. Танечка раскладывала свои вещи и опасливо оглядывалась на Машу, уточняя планы на вечер. Потом они долго гуляли по городу меж огней витрин, колеса обозрения, бродячих актеров, застывающих в странных позах на набережной реки Темзы. Вернулись поздно и все говорили-говорили.

– Мне иногда кажется, что каждый мужчина, которого я любила, оставляет внутри меня свой след. Даже, вот, Алешенька похож на каждого из них одновременно, – закончила она очередной рассказ и сразу уснула.

Проснувшись ночью, Маша почувствовала, что Танечка почти скатилась на ее сторону двуспальной кровати, которую они почему-то даже не стали обменивать на две раздельные. Маша отодвинула, отпрянула, как будто сделала что-то неправильное, а потом, смутившись собственным мыслям, обняла Танечку, погладила по голове, отвернулась и тоже уснула.